[HT,13.08.2008]. Каждая новая информация наращивала эмоциональный заряд заголовков, описывая эскалацию конфликта («Попытки еще больше раздуть пламя вокруг Кашмира» [NBT, 19.08.2008]) и непримиримость враждующих сторон («Принесен в жертву на алтарь ненависти. Война из-за земли в Джамму и Кашмире породила культ смерти. Это результат долгой истории взаимной злобы» [H, 20.08.2008]).
Одновременно СМИ соблюдали условия «обратной связи», размещая письма читателей. Последние писали: «Ни одно правительство не имеет права играть с чувствами миллионов людей, которые думают иначе», «СМИ обязаны организовать честное обсуждение этих вопросов, обеспечив право на высказывание каждой из сторон» [HT, 15.09.2007] и «Освещение инцидентов должно осуществляться в правильной тональности» [TI, 16.08.2008]. При этом СМИ и их сотрудники сами становились объектом словесных нападок и физических нападений.
Ученые-психологи объясняют, что «эмоции выражают исключительно субъективный опыт» или «потенциально насыщенные внутренние чувства» [Weiten, 1995, p. 401]. Эти проявления «считаются реакциями на окружающий мир, опосредованные собственным пониманием этого мира» [D’Andrade, 1987, p. 124]. В рассматриваемых случаях ситуация иная: «оскорбленные чувства» не опосредуются индивидуальным пониманием, но поступают в виде «готового продукта», произведение которого приписывается коллективному опыту. Оповещение об «оскорбленных чувствах» и уточнение повода, послужившего их «оскорблению», исходят от СМИ. Часто, если не всегда, сам «повод» и провозглашение его «оскорбительным» разделены временным интервалом30. Ни в коей мере не отражая реального психологического процесса, т.е. переживания субъективного опыта, оповещение об «оскорбленных чувствах» становится «выражением-приманкой», обозначая цель для коллективных действий. Более того, как показывает семантический анализ публикаций, «оскорбленные чувства» инициируют вполне определенные эмоции – гнев или ярость.
Репортеры описывали протестующих участников обеих кампаний как «рассерженных», «обозленных», «яростных», «разгневанных», «взбешенных», которые поначалу «пытались сдерживать самих себя», но потеряли терпение, поскольку «это было уже чересчур», «хватит, в конце концов!», «больше не в силах!». В результате защитники Рам-сету и сторонники паломнического обустройства кашмирской земли стали воприниматься как носители эмоциональных состояний «гнева», «ярости», «злости» и «бешенства». Известный неогуру и пропагандист йоги Рамдев «взорвался» от негодования по поводу неуважительного отношения к Раме и «Рамаяне». Отрицание достоверности эпического свидетельства было также воспринято как неуважение к Валмики, мифическому автору «Рамаяны», и поэтому «взорвалась» уже североиндийская каста, самоназвавшая себя его именем31. Генеральный секретарь ВХП Правин Тогрия «рычал… выкрикивал резкие слова…» и т.д.
Слова были не только «резкими»,
«Шафрановая реакция» в отношении картин с изображением индусских богинь выдающегося художника-мусульманина М.Ф. Хусейна, «отложенная» практически на два десятилетия, представляет собой наиболее яркий пример. Против Хусейна было подано около сотни исков, объявлены награды за его убийство и увечья, разгромлены музеи и студии с его полотнами. Устав бороться, художник, которому на тот момент было за 90, эмигрировал из Индии и, незадолго до своей смерти в 2011 г., принял гражданство Катара.
Имя Валмики стала использовать каста североиндийских мусорщиков для поднятия своего статуса за счет авторитета мифологического автора, легенды о котором содержат упоминания о его буйной юности на больших дорогах.
