боярин.
В воздухе появилось округлое пятно, плавно открывшееся в небольшой проем. Замелькали знакомые домики.
– Настя, где Настя?
– Полетты здесь больше нет. Она простилась с родителями и ушла отсюда навсегда.
Слава просто упал на лавку. Его ноги, видать, подкосились и перестали держать хозяина.
– Навсегда…, – прошелестел он еле слышно, – она…, она в реке?
– Нет. Ее везут куда-то на лошади.
– Господи! – простонал Богуслав. – Показывай скорее, не тяни!
– Подождите.
Окно свернулось. Пришлось ждать минут десять.
Боярин весь извелся.
– Ее опять куда-то продали! Не успели бы от Анны люди доскакать, никак бы не успели!
Наконец проем опять открылся. Полетта разминала ноги возле коня.
– Настенька! – рванулся побратим к окну.
– Здравствуй, милый! Вот все и обошлось. Не надо больше за нелюбимого замуж выходить, и топиться не придется.
– Куда тебя продали в этот раз?
– Меня не продали. Очень вежливо два шевалье пригласили меня в гости к настоятельнице женского монастыря монахине Агнессе. Я сообщила, что родителей прижали кредиторы, и я обязана принести деньги в семью. Они спросили о какой сумме идет речь, а когда узнали, расхохотались, и монсир Поль отсыпал отцу денег в два раза больше. После этого родители проводили меня с облегчением.
– Какая Агнесса?? Куда тебя волокут? – зарычал Богуслав. – Где этот монастырь?
– Ничего не знаю, милый. Мне пока не говорят.
– А сколько будете ехать?
– Шесть дней.
Неожиданно звук заколебался, картинка задрожала и окошко свернулось. Я ж говорю – провинция!
– Эй, подожди! – крикнул Богуслав. – Куда это все делось? – недоуменно спросил он у антека.
– Мы не можем обеспечить слишком долгую связь с Францией, – начал объяснять длинный представитель подземного народа, – слишком далеко. Появляются трудности…
– Да наплевать мне на ваши трудности! – зарычал боярин, – куда мою Настеньку увезли?!
– Мы знаем не больше вашего.
– А-а-а! – больше не вытерпел Слава и унесся.
– Извините моего товарища, – сказал я, – он не в себе. Все это слишком важно для него. Вас как зовут?
– Эсгх, коротко Эс – представился антек. – Мы никогда не могли понять ваших эмоций и побуждений, – прошелестел он, – я вот уже тридцать лет не могу вникнуть в понятие любви.
– И не удастся ни понять, ни вникнуть, – заверил я собеседника, – это можно только почувствовать. У вас чувств, похоже, вообще нет, и любовь это не для вашего народа.
– У нас много чувств! – запротестовал Эсгх. – Мы часто дружим между собой, расстраиваемся, радуемся чему-нибудь.
– А как вы относитесь к женщинам?
– Никак. У нас нет женщин.
Вот
