“единственным счастьем для края, – пишет об этих временах один из современников, – была чрезвычайная жадность этих псевдопатриотов к деньгам. Только во взятке можно было найти себе в то время спасение от этой власти; нужно было откупаться во все стороны, чтобы избежать обысков, ревизий, скандалов, которые оставляли после себя следы полного опустошения”. Только в редких случаях попадали в Беларусь люди общественно честные, желающие действительно служить делу, а не деньгам».
Но прервем пока цитирование А. Цвикевича и вернемся к забытому роману. Тем более что картина – усилиями двух авторов – написана впечатляющая. Ниже мы попробуем проанализировать – что же это все-таки было, как следует квалифицировать этот наплыв, это нашествие. До сих пор Н. Ланская представила нам только одного героя своей истории.
2
«Он приехал в этот далекий край завоевать себе состояние, положение, сделать карьеру; он слыхал, что западный край был золотым дном для находчивых людей, а он, Петр Иванович, был несомненно находчив.
Петр Иванович был человек умеренный, особенно сначала, когда взяточничество, утратив деликатную форму добровольной сделки, превратилось здесь в бесцеремонный побор. Петр Иванович был настолько строг к самому себе, что довольствовался арендной платой с какого-то конфискованного [!] имения, что в ту пору было поистине гражданским воздержанием».
Таким образом, нам известен главный герой, и теперь посмотрим, куда же он прибыл.
«Недалеко от исторического Витязь-озера, в непроходимой глуши лесов, расположилась со своими деревнями одна из больших волостей Полесья, под названием Волчья».
Витязь-озеро – это в реальности Князь-озеро в нынешнем житковичском районе. Во времена Н. Ланской это Мозырский уезд Минской губернии. Дополняют топографию романа упоминания Турлова (Турова), Мелешковичей – деревни на пути из Мозыря в житковичи, Юрьевичей (Юровичей). Губернский Минск назван в романе Болотинском.
Н. Ланская весьма критично описывает состояние края. Заметим – не своего края. Взгляд ее поверхностен, как если бы она с той же, свойственной ей критичностью, писала о Кавказе или Дальнем Востоке.
«Леса, например, этот клад, который на западе берегут как зеницу ока, – уничтожаются в уезде самым варварским образом». Или вот – о Припяти, на которой стоит Мозырь: «У людей предприимчивых эта река принесла бы миллионы, но у нас она год от году мелеет… Горы и река – эта краса, это богатство края – пропадают даром… В социальном отношении это было самое невзыскательное место на всем земном шаре, без всяких претензий на какие бы то ни было современные усовершенствования и удобства». Последнее сказано уже о Мозыре – «городке в полном смысле еврейском».
«В городе было несколько домов, которые составляли свой кружок, где хранилось ядро общественного мнения. Первым считался дом Лупинских…
Они,
