что само не было бы знаком? Найдем ли мы такую точку опоры, где устанавливалось бы первичное знаковое отношение? Построенное Пирсом семиотическое здание не может включать само себя в свое определение. Чтобы в этом умножении знаков до бесконечности не растворилось само понятие знака, нужно, чтобы где‐то в мире существовало различие между знаком и означаемым» [Бенвенист, 1974, с. 70–71]. Выход Э. Бенвенист видел в cоссюровской концепции, определяющей знак внутри некоторой системы (структуры). Но в таком случае, как заметил Умберто Эко, происходит следующее: «Благодаря коду определенное означающее начинает соотноситься с определенным означаемым. И если потом это означаемое принимает в голове у говорящего форму понятия или же воплощается в определенных навыках говорения, то это касается таких дисциплин, как психология и статистика. Парадоксальным образом, когда семиология, кажется, вот-вот определит означаемое, в тот самый миг она рискует изменить самой себе, превратившись в логику, философию или метафизику». Далее, однако, У. Эко предлагает в качестве противовеса теорию… Пирса: «Один из основателей науки о знаках Чарльз Сандерс Пирс пытался уйти от этой опасности, введя понятие “интерпретанты”, на котором следует остановиться» [Эко, 1998, с. 52]. Подобное хождение по кругу вслед за У. Эко можно было бы продолжить и в другом направлении, используя понятие отсутствующей структуры: акцентируя необходимость знака быть включенным в какой-либо код, мы, по логике У. Эко, придем к таким нежизнеспособным абстракциям, как «код кодов» и т.п.
Как видим, постоянно возникают ситуации либо тавтологических кругов, либо же «ухода» в иные дисциплины, что предполагает использование уже иных методов, отличные от семиотических. Такая ситуация складывается, на наш взгляд, вследствие того, что абсолютизируется один из аспектов знака, и тогда возникают или тавтологические круги, или не имеющий предела самодостаточный семиозис47. А при разъединении этих аспектов знак теряет свои особенности, и, соответственно, семантика и семиотика теряют свой объект, сливаясь либо с психологией, либо с математикой.
Между тем здесь не требуется изобретать что-либо принципиально новое. На наш взгляд, баланс между различными аспектами семантики знака, между субъективным и объективным, лингвистическим и экстралингвистическим, был найден еще Готлобом Фреге. Его теорию знака надо освободить от последовавших популяризаторских толкований в духе Огдена – Ричардса («треугольника Фреге») и вспомнить о той основной проблеме, которую поставил Г. Фреге – выражают ли утверждения тождества отношения между объектами или же между именами или знаками объектов, понимая под объектами как физические или же абстрактные объекты так и мысленные представления о них? [Фреге, 1977, с. 181]. Фреге уходит от якобы очевидного «объективистского» решения: отношения идентичности устанавливаются не между объектами, а между именами объектов, т.е. это семиотическое отношение. Отсюда и будут следовать ответы на вытекающий вопрос: а что есть семиотическое отношение?
Ср. определение знака у Пирса – «Нечто, что определяет что‐то другое (свою интерпретанту) к тому, чтобы это что‐то тем же самым образом, что и оно само, относилось к некоторому объекту, к которому оно само относится (к своему объекту), причем интерпретанта, в свою очередь, становится знаком, и т.д. ad infinitum» [Пирс, 2000, с. 216, § 303]. В оригинале яснее: «The interpretant of a sign becomes in turn a sign, and so on ad infinitum».
