по своей социальной направленности близко более широкой тенденции современной западной культуры, нацеленной на самосовершенствование и заботу о себе. Ментальное совершенствование и тренировка мозга в этом смысле являются не чем иным, как профилактикой деменции в пожилом возрасте, т.е. разновидностью социально ответственного поведения. В итоге «мозг проявляет себя совершенно с другой стороны – как полигон для самоконтроля и изменения Я» [O’Connor, Joffe, 2013, p. 261].
Последняя тема, которую О’Коннор и Йоффе считают существенной для осмысления нейронаучных идей в рамках их усвоения обыденным сознанием, касается социальной стигматизации. Биология мозга ассоциирует различия между социальными группами, которые отмечены тем или иным общественным клеймом (гомосексуалы; психические девианты; люди иной расы; страдающие избыточным весом; насильники, убийцы и пр.), с их нейроспецификой, не отвечающей статистической социальной и моральной норме. Считается, что такая позиция должна способствовать расширению диапазона социальной толерантности в отношении «других». Однако на практике нейробиологическая интерпретация социокультурных стигматов и их носителей как субъектов иной биоментальной организации усугубляет отчуждение в обществе, усиливает противостояние «мы» – «они» и провоцирует отверженных на борьбу за признание их равноценными членами социума. Одним из примеров этого можно считать упомянутое выше движение за признание «нейроразличий»; к тому же разряду относятся попытки оправдать наркоманию и некоторые виды психических отклонений, которые являются таковыми только в сопоставлении с социально принятой нейробиологической нормой. Как свидетельствуют эмпирические данные, биомедицинская экспликация социальных стигматов чаще всего вызывает негативную реакцию массового сознания и стремление публики дистанцироватся от опасных и непредсказуемых в своих действиях социальных групп. Лонгитюдные исследования не подтверждают и гипотезу о том, что распространение нейробиологических объяснений межгрупповой дифференциации способствует социальной толерантности [Read, Harre, 2001; «A disease like any other?», 2010].
Эмпирические свидетельства, имеющиеся в распоряжении О’Коннор и Йоффе, позволяют сделать вывод о том, что «заявления адептов нейронауки о радикальной трансформации под ее воздействием обыденных представлений о феномене Я, о других и об окружающем мире являются явным преувеличением» [O’Connor, Joffe, 2013, p. 262]. Объяснением социально-психологической устойчивости суждений и установок здравого смысла, касающихся свободы воли, индивидуальной ответственности, нравственных ценностей и психической нормы, служит их глубокая укорененность в культурных нарративах и символах западного общества, при участии которых происходит постепенная социально-психологическая инкорпорация нейробиологического знания в контекст наличных социальных представлений на фоне единичного изменения привычных смыслов.
