самодержавно-крепостнической, командно-административной, авторитарной, полицейской).
Обменять свободу на блага, которые дает система, – вот жизненная установка личности такого типа. Равнодушие (к любому другому), неучастие, единомыслие – необходимые условия обмена. Практикующий все это человеческий тип – основа несвободного общества. Для того чтобы оно существовало, нужна и соответствующая система власти: та, что есть, – гарант и охранитель несвободы, этой главной общественной скрепы.
Если бы «русская система» была замкнута только на себя, никак не зависела от окружающего мира, она могла бы жить и жить по своим понятиям. Но временами она остро ощущает эту зависимость и свою неустойчивость (из такого рода «переживаний» рождались в России оттепели и перестройки). Система этого типа внутренне нуждается в «достройках» / «подпорках» – в технологиях общения с современным миром. Они восполняют ее дефициты, позволяют адекватно реагировать на внешние вызовы, т.е. не отставать, держаться в «строю», соответствовать цементирующей «нацию» идее: «большая страна – большая историческая судьба».
Впервые жестко и последовательно за этими технологиями пошел Петр I – в прямом смысле: на Запад – современность уже тогда имела европейское лицо. Попутно создал страту людей, умеющих («наученных» – на Западе, Европой) обращаться с этими технологиями. Так, из внутренней потребности традиционного порядка соотносить себя с миром, встроиться в современность (быть современным) в России появилась европеизированная субкультура (меньшинство)35. Созданная для нужд системы, она постепенно наращивала субъектность и стала своего рода «внутренним Западом». Чем успешнее эта социальная страта справлялась с задачей обслуживания системы, тем быстрее шел процесс обретения ею субъектности.
Субкультура русских европейцев «строилась» вокруг тех тем, которые противоречили логике системы (свобода, самодеятельность, общественное служение – в их числе)36. Поэтому, действуя в ее рамках, она являлась в то же время оппозиционным, антисистемным элементом (иначе говоря, вызовом системе). Однако со временем и сам традиционный порядок, закрепивший несвободу как принцип социального существования, приобретал новые измерения, новые качества. Как под давлением внешних вызовов (сигналом к изменениям у нас всегда служили проигранные войны: крымская, японская и проч.), так и под влиянием европеизированных слоев населения (они множились с распространением образования, урбанизацией, технической модернизацией). Разлагались «основы»; Россия (вся: власть, «верхи», «низы») менялась – сложно, мучительно, с трудом сохраняя равновесие. С отмены крепостного права процесс изменений, вектор которых – европеизация (экономическая, политическая и проч.), стал необратимым. Обустраиваясь на новых началах, страна добилась невиданных успехов. Казалось, русское массовое общество будет строиться
