в октябре 1917 г. сопровождался установлением экономической власти, которая распространялась на землю, банки, крупные промышленные предприятия, железные дороги, помещичьи имения и т.д. Рабочие занимали предприятия, прогоняли их хозяев, но при этом управление производством переходило не в руки рабочих и крестьян, как утверждалось в лозунгах и политических требованиях, а в руки большевиков.
Захват политической власти «шоковыми терапевтами» в 1991 г. сопровождался тотальным акционированием, обернувшимся в конечном счете захватом экономической власти окологосударственной олигархией. Акционирование в пользу трудовых коллективов быстро провалилось, в том числе из-за полной их неспособности к эффективному выполнению функции собственника, коллективы опять остались ни с чем. Видимо, метод «кавалерийской атаки на капитал», провозглашенный и осуществленный большевиками, пустил глубокие корни в менталитете реформаторов. Такая приватизация, какими бы благими намерениями она ни обосновывалась, есть обман, она по своему существу аналогична тотальному огосударствлению по-большевист-ски, только с обратным знаком.
Вообще-то рыночная экономика не декретируется, она должна «прорасти» на новом поле, накопить потенциал, постепенно набрать силу, не вызывая диспропорций в сложившихся экономических структурах, связях и стимулах. Капитал создается, а не раздается, создается трудом, изобретательностью и риском предпринимателя, а не решением высокопоставленного бюрократа, тем более с нарочитыми нарушениями закона и нравственных норм.
Кадровая политика и неэффективность бюрократии. Испокон веков на Руси назначения на государственные посты базировались на принципе близости к власти, что сохранилось и после уничтожения местничества. Проблески системы назначений, основанной на merit rating, возникли при Петре I, что внешне выразилось, например, в учреждении ордена Андрея Первозванного. Тем не менее личная преданность так или иначе всегда служила и служит главным критерием. Собственно говоря, иначе и быть не может, и в этом нет ничего сверхъестественно порочного, если не переходить определенные границы. Каждому руководителю нужна преданная команда, на которую он может опереться. Такая практика назначений свойственна всем формам власти, но при демократических системах она смягчается сменяемостью самой власти. Что касается авторитарных систем, то здесь иные принципы просто невозможны. Вопрос только в том, кому нужно это засилие неэффективной бюрократии. Ответ хорошо известен: всякий правящий режим нуждается в социальной базе, служащей для него политической опорой и источником подпитки.
Принцип личной преданности может оказаться обоюдоострым инструментом, поскольку, во-первых, критерии компетентности при этом отодвигаются на второй план и, во-вторых, преданность может перейти в несогласие, в противостояние и вражду. У маниакально подозрительных лидеров, всеми силами стремящихся удержаться у власти, сознание такой
