о невозможности «вымарать какие‐то периоды» нашей истории, автор статьи тем не менее в духе «апологетического» подхода призывал сосредоточиться на «позитивных традициях» [Лавров, 2016].
Таким образом, в преддверии юбилейного года в распоряжении лиц, принимавших решение о коммеморации, были как минимум три варианта ее формулы: 1) «Великая российская революция» как «сложный процесс», требующий взвешенной оценки, 2) «революция 2017 года и Гражданская война» как неотъемлемая часть мировой и «непрерывной российской» истории, 3) «примирение» на почве признания «патриотизма» как красных, так и белых. Как мы видели, выбор был сделан в пользу «революции 1917 года в России» как повода для «примирения» и «укрепления… согласия» [Путин, 2016].
Несмотря на очевидное сходство, выбранная формула не идентична ельцинскому «согласию и примирению». Хотя и в середине 1990‐х годов основной целью была «стабилизация» достигнутого статус-кво, «согласие» тогда предполагалось достигнуть на базе «критического» нарратива. Поэтому если бы за переименованием праздника последовали реальные шаги по изменению инфраструктуры памяти о революции 1917 года, это в перспективе могло бы привести к «проработке» травмы и «включению» противоположных «видений событий в общий контекст более высокого уровня» [Ассман, 2014, с. 73]. Однако ни властвующая элита, ни оппозиция были не готовы работать над этими задачами.
В 2017 г. «примирение» предполагается на основе «апологетического» нарратива, ради поддержания «согласия, которого нам удалось достичь» по итогам «крымского консенсуса» [Путин, 2016]. Оно направлено не на проработку травмы, а на «усмирение страстей» с помощью «патриотической риторики». Можно согласиться с И. Калининым – «официальная идеологическая рамка отмечаемого юбилея предназначена как раз для того, чтобы встать на пути» призрака революции, «не дать ему стать частью возможного исторического горизонта, определяющего линии политического размежевания, – или хотя бы частью необходимой общественной исторической рефлексии» [Калинин, 2017]. В этом смысле выбор главного «мемориального мероприятия» – запланированного на 4 ноября 2017 г. открытия Памятника примирению в Керчи – выглядит примечательно. Не углубляясь в споры о «великой российской революции», властвующая элита собирается привязать «неудобный юбилей» к новым символам согласия – возвращению Крыма «в родную гавань» и недавно изобретенному «народному единству». Вопрос, однако, заключается в том, сможет ли миф о «достигнутом согласии» перевесить конфликты современных интерпретаций бывшего «мифа основания» Советской России. Ответ станет известен совсем скоро.
Ассман А. Длинная тень прошлого: Мемориальная культура и историческая политика / Пер. с англ. Б. Хлебникова. – М.: Новое литературное обозрение, 2014. – 328 с.
Бурдье П. Социология социального пространства. – М.: Институт экспериментальной
