ведь не только ваше горе. Завтра в таком же положении может оказаться кто-то другой, мы могли бы это предотвратить, если бы знали заранее, и потому вы не должны молчать. Простите за банальности, но вы должны… Неужели вам настолько все равно? Ведь кто-то будет следующим…
– Кто вы такой? – спросил он, к моей радости, почти нормальным голосом.
– Полковник Кропачев, Международная служба безопасности. Отдел кризисных ситуаций. Слышали, что это такое? Теперь понимаете? Неужели думаете, я пострадал, пусть теперь и другие помучаются? Если так, вы подлец, простите, подонок… Я не глажу вас по головке, да. У меня нет времени на дипломатию, нет времени быть добрым. Над городом висит беда. Что у вас вышло с женой?
– Вряд ли вы поймете, а если поймете, не поверите.
– Я уже успел понять, что здесь следует верить всему. Так что рассказывайте. Правду и внятно.
– Это началось с первых недель беременности, – тихо начал он. – Анита… Суть… Суть в том, что ребенок начал осознавать себя как личность и беседовать с матерью. Телепатически.
– Что?!
– Вот именно… Учтите, я мало что знаю, она рассказывала об этом неохотно и невразумительно, каждое слово приходилось клещами вытягивать. Плохо спала, плакала, жаловалась, что не выдержит этого ужаса.
– Но могло…
– Нет, – сказал он. – Психиатр у нее ничего не нашел. Думаете, я сразу не подумал? И еще… Ребенок… он говорил с ней и обо мне и при этом приводил такие факты из жизни моих отца и деда, о которых Анита никак не могла знать. Это к нему могло попасть только от меня. Наследственная память, очевидно. Генетическая. Вот так… А она кричала, что не выдержит этого ужаса…
– Почему ужаса? – спросил я довольно глупо.
– Ну, нам с вами никогда не приходилось быть беременными, так что представить ее ощущения и страхи мы не сможем.
– Резонно, – сказал я. – А вы? Вы тоже считали, что это ужас?
– Нет. Может быть, потому, что я наблюдал все со стороны, и мне, сами понимаете, было легче. Я категорически запретил ей делать аборт – когито, эрго… Он уже мыслил, он осознавал себя как личность, можете вы это понять? Я запретил. Она сделала. На меня что-то нашло, не мог совладать с собой… Я охотник, у меня был нарезной карабин…
– Получается, что она хладнокровно совершила убийство, вот ведь что, – сказал я. – Убийство мыслящего существа. Так ведь выходит?
– Да. Но и я совершил убийство. Разница только в том, что мое преступление предусмотрено Уголовным кодексом, а ее преступление – нет…
– Ваш случай единственный, других не было?
– Не знаю.
– Кто такой Даниэль Регар?
– Не знаю, – сказал он, и я понял, что доверительный разговор кончился, что пошла ложь. И позвал: – Зипперлейн!
Зипперлейн вошел и хмуро спросил:
– Вы закончили?
– Кажется, да.
– Можно
