Лежит где-то дома, скорее всего. В кладовке среди отслужившей электроники. Да, скорее всего там…
– И ты его никогда за многие годы не доставал?
– Нет, зачем? Я бы и не вспомнил, что он у меня есть, если бы не странные расспросы.
Со «странными расспросами» я в этот день приставал ко всем, до кого смог дотянуться. Пообщался даже с подозрительной секретаршей, которая, как оказалось, меняла ежедневник пару раз в год, а вовсе не таскала один и тот же. Никто не вспомнил ничего такого, с чем бы они провели большую часть жизни.
Какой из этого можно было сделать вывод?..
Ничего такого особенного, на что таинственно намекал старик, в голову не приходило. Ключ к двери не подходил. Или я его не так вставлял. Да, люди не помнят своих «машинок времени». Они исчезают сразу после первого скачка? Даже если и так, что с того?..
Думать про исчезнувшие «машинки» вскоре так надоело, что захотелось поработать, чем и занимался оставшийся день. Ближе к вечеру звякнула смс-ка о пришедшей посылке. О, это была приятная новость, обещанный подарок от Галадриэль прибыл наконец-то. Я гадал, что внутри, и это были приятно.
Вечером заскочил на почту, выстоял очередь и забрал небольшую коробку из Владивостока. Адреса были написаны от руки. Я узнал Галин почерк и внутри все сжалось от нежности. Прочитал имя-фамилию. Такое знакомое имя и такую малознакомую фамилию. Потом ее новую улицу, номер дома…
Она говорила, что сняла небольшую квартиру, но адреса до этого момента у меня не было.
Дома первым делом открыл посылку. Сверху лежали пачки сухих водорослей. Тех самых!
Как же она запомнила?! Ну, девочка моя любимая, ну… просто слов нет. Как зацеловал бы сейчас за этот подарок. Вот это значит попасть так попасть, я схватил пару упаковок и метнулся на кухню. Поставил воду в большой кастрюле на газ и вернулся в комнату.
У меня есть любимое блюдо. Причем я его никогда не ем. Вот такая жизненная «трагедия». С самого детства я бы ни на что не променял самую простую тарелку с ухой. Наваристой. Совсем немного овощей, черный перец, соль, и все это потом с черным хлебом. Какое-то время для меня это было блюдо получше торта какого-нибудь. А лет в пятнадцать, я однажды увидел, как из речной рыбы, принесенной с рынка родителями для очередной ухи, лезут черви. Клубок. Целый клубок шевелящейся живой массы. Меня вырвало, а потом еще и угораздило прочитать, что «в современных условиях девяносто процентов пресноводной рыбы заражены гельминтами».
С тех пор я и страдал: у меня было любимое блюдо, которое я физически не мог есть. При запахе ухи теперь у меня одновременно выделялась слюна и тянуло вырвать. Это было ужасно. Я как-то рассказал об этой трагедии Гале. Мы тогда только начали встречаться. Она посмеялась, я разозлился, она извинилась. И вроде как забыли. А через неделю принесла ко мне домой упаковку этих японских водорослей…
И мы сварили уху. Самую настоящую и по запаху, и по вкусу. Именно эти водоросли давали стопроцентное ощущение ухи из моего детства. Из той
