с убийством бабочек, толстуха подняла с пола незнакомый Анне предмет, похожий на кофемолку, и приложила устройство к складке на огромном белом животе. На миг ее лицо перекосила гримаса боли, и тут Анна увидела, как прозрачный сосуд наполняется мутноватой жидкостью. Уже в те годы бытовые липосакторы считались раритетом, но для пятилетней девочки неожиданное появление странной жидкости показалась колдовством, и на какое-то время она почти забыла о бабочках. Завершив процедуру, повариха вынула из устройства наполненный до половины стакан и вылила жидкость в салатницу с мертвыми насекомыми. Снова перемешав кошмарное блюдо, она зачерпнула вилкой солидную порцию – Анна отчетливо увидела вздрагивающие крылышки – и отправила в рот. Челюсти толстухи заработали, глаза закатились, а свободная рука судорожно схватилась за место, спрятанное между свисающим животом и огромными бедрами. Прожевав, повариха издала низкий, протяжный стон.
Анна выскользнула из-под стеллажа и бросилась прочь, зная, что никому не сможет об этом рассказать: играть в кладовке было строго-настрого запрещено. Кто знает, сколько времени хранила бы она эту страшную тайну, если бы не праздник. Это был бэбидэй, и в этом году он проводился в поместье Кидов. Приехали все соседи и знакомые вместе с детьми. В парке установили карусели, пригласили клоунов, а вечером устроили фейерверки. Ночь детям разрешили провести без сна в специально организованной общей спальне. Для Анны этот праздник был первым: дети до пяти лет не участвовали в грандиозном действе, как и те, что отметили десятилетие. Младшим еще рано было озорничать ночью, старших уже не интересовали клоуны и карусели, они развлекались по-своему. Когда очередь рассказывать страшную историю дошла до Анны, в ее арсенале оказалась только одна – о толстой поварихе, которая пожирает детские души. «…И с тех пор я не ем то, что готовят у нас дома, – закончила она свой рассказ. – Еду мне привозят из ресторана „Вверх тормашками“».
Слушатели настолько прониклись повествованием, что пожелали непременно увидеть жуткую толстуху воочию и принялись хором уговаривать Анну отвести их на следующее утро на кухню. «Только нельзя вмешивать в это дело взрослых, – предупредил Генри, старший из детей, – ты сама должна отвести нас». Остаток ночи Анна провела в терзаниях: она не бывала в той части дома с тех пор, как увидела отвратительную сцену. Надежды, что дети забудут о своем намерении, оказались напрасными.
Они отправились в хозяйственное крыло сразу после завтрака. До кухни крались на цыпочках, подталкивая Анну вперед. Потом по очереди заглядывали в щель между створками дверей. Горячее дыхание Генри щекотало Анне ухо. Он торопливо шептал, слова цеплялись одно за другое, слоги проглатывались. Половины слов она не смогла разобрать, значения некоторых вовсе не знала, понимала только, что ей открывают самую страшную тайну.
«На самом
