поэтому вечером, когда мы наконец оказывались дома, а папа приходил с работы, родители начинали долго и неприятно ругаться, после чего папа прятался в моей комнате и читал мне книжки. Он говорил, что я действую на него успокаивающе. А в выходные дни на занятия я ездил с ним. И в кино мы вместе ходили, и на «Игромир». Папа, в отличие от мамы, никуда не мчался, не паниковал, не раздражался и, как ни странно, везде успевал. Одним словом, раньше папу я любил и готов был переехать к нему, даже бабушку бы вытерпел, но жить в одной комнате с его недоделанным приемным сынком было слишком.
– Умоляю, мама, я и дня не вынесу с этим придурком.
– Ваня не придурок. У него оценки лучше твоих. Он просто больной и очень несчастный мальчик.
– Но у меня здесь друзья и…
– Друзья? – мама закатила глаза, точно я сморозил невероятную чушь. – Вот только не нужно этой высокопарной лирики. Друзья, Никита, – это такой атавизм, пережиток прошлого, когда у людей было много свободного времени и они не могли справиться со своими проблемами в одиночку. А в современном обществе, в условиях жесточайшей конкуренции, дружба – это тебе не детсадовское «один за всех и все за одного», а осознанное взаимовыгодное сотрудничество, где люди приносят друг другу пользу. А от твоего Боряна и Вовки Петухова никакой пользы. Так что тебе вполне хватит соцсетей, которые с переездом никуда не денутся.
И тут я понял, что больше уже не могу сдерживаться.
– Ах, так! Ну и ладно! Ты еще пожалеешь, – я же старался по-хорошему, но она сама не захотела. – Если меня из той школы выгонят, если я сбегу из дома или придушу этого придурка, не удивляйся. Все, что там со мной случится, будет на твоей совести.
Но мама закрыла уши ладонями и ничегошеньки не слышала. А потом все равно сделала по-своему.
Я прошел мимо пятиэтажек и обнаружил, что никакого длинного белого дома не вижу, а за последним корпусом начинается самый настоящий лес. И пока я растерянно стоял, соображая куда идти, по узкой асфальтовой дорожке, тянущейся вдоль леса, снова проехали те ребята на мотоцикле и, заметив меня, проводили долгим пристальным взглядом.
Я почесал обратно очень быстрым шагом, почти побежал. Мало ли что этим взбредет в голову.
Но только я дошел до перекрестка, чтобы попробовать другой путь, как из носа хлынула кровь. Платка больше не было, я зажал нос и кое-как доковылял до ближайшей лавочки. Сел и принялся утираться подолом футболки, хорошо, что она была бордовой, и кровь на ней выглядела не так ужасно. И тут я снова услышал звук мотора. Оторвал футболку от лица – и точно: подкатили и остановились. Пришлось сделать вид, что просто сижу и не замечаю их.
– Голову подними, – сказал один низким хриплым, как говорят, прокуренным голосом.
Я не шелохнулся. Густые темные капли одна за другой появлялись на асфальте прямо между моими красными «конверсами».
– Хочет, чтобы у него мозг через нос вытек, – тот, что в «Манчестере», спрыгнул с мотоцикла. Подошел, положил
