очага, как всегда нахмуренный и чем-то расстроенный. Завидев газетчиков, он улыбнулся, а Эдику небрежно кивнул. Различие объяснялось тем, что первые были почетные гости, а Эдик был здесь свой человек. Но трубач, не обретший еще равновесия, почувствовал себя задетым.
– Вы только взгляните на его лицо, – сказал он, – точно нанюхался помета. Распустил работников до последней степени и бегает как ни в чем не бывало. Человеку доверили такую площадку, а он ее довел до развала. Выступать здесь стало одно наказание. Каценельсон сказал, что взорвет их всех, и на этот раз я его понимаю. Сцена наполовину сгнила, за кулисами дует из всех щелей. Вокалисты простуживаются, едва не плачут. Я поражаюсь, как все это терпят. Надо и мне вам написать.
– Давно уж пора, – сказал Костик. – А то перебираешь конверты и все думаешь: что ж он, милый, не пишет?
– Нет, серьезно. Газета – большая сила. О кинотеатрах вы мощно выступили.
– Ровнер тоже одобрил, – сказал Костик.
– Золотой человек, – Славин растрогался. – Поддержал?
– Снимает с Де Сантиса стружку. Не оставил на нем живого места.
Эдик произнес с уважением:
– Здорово. Что ж вы будете делать?
Костик задумчиво пожал плечами:
– Перешлю его письмо режиссеру. Пусть подумает о своем поведении. Авось опомнится. Сам виноват
Эдик кивнул.
– Что верно, то верно. Слишком много они себе позволяют. Я и сам иной раз не прочь посмотреть какой-нибудь зарубежный фильм, но все-таки очень много цинизма. Чувствуешь себя оскорбленным. Должно же быть что-то святое.
– Хорошо говорите, – сказал Костик. – Почти так же, как Леокадия пишет. Сходно мыслите.
Эдик сказал:
– Вы льстец!
Но чувствовалось, что он доволен.
Славин спросил:
– Кстати, что с Леокадией? Нет ли, часом, новых свершений?
– Как не быть, – сказал Костик со вздохом.
– Надеюсь, ты больше ее не преследуешь?
Костик с виноватой ухмылкой покаялся. Вновь он не удержался и привлек внимание сослуживцев к очередному диаманту, вышедшему из-под пера публицистки. Разумеется, надо было не заметить, по-королевски пройти мимо, именно так поступил бы Яков, но искушение поделиться тихой радостью со сподвижниками оказалось непреодолимым. Бесенок, не оставлявший Костика, попутал его и на этот раз.
В субботнем номере был помещен очерк прекрасной Леокадии о талантах, зреющих в самодеятельности. Поводом для ее раздумий послужил недавний городской смотр. С присущей ей благородной экспрессией она размышляла о жажде людей не только воспринимать искусство, но и самим его создавать. Именно эта их потребность полнила автора оптимизмом. Родник не иссякнет до той поры, пока щедры подпочвенные воды. Общие рассуждения она подкрепляла живыми примерами и между прочим упомянула, каким «трепетным, неподдельным чувством была согрета каждая фраза классического романса Рахманинова “Полюбила
