нет, – вздохнул тот. – Согласно моим расчетам в будущей комбинации придется задействовать всех, в том числе и… – не договорив, он выразительно покосился на испанку.
Та благодарно улыбнулась в ответ.
– А не опасно? – нахмурился Улан.
– Ерунда, – отмахнулся Сангре. – Но вначале повторюсь. Итак, нашему князя предъявят в Орде три главных обвинения: зажуленные гривны, усопшую сестру Узбека и обиду, нанесенную ханскому послу. Так? А теперь, Уланчик, выдай мне какая, на твой взгляд, из трех предъяв станет решающей в вынесении смертного приговора.
Буланов задумчиво взял в руки оставленную Заряницей на столе матрешку и принялся рассуждать. Как всегда, его логика выглядела безупречно, ибо каждое предположение он неизменно подкреплял фактом. Говорил неторопливо, рассудительно, но лаконично, и через пяток минут подвел итог: главной остается смерть сестры Узбека. Но сделав сей вывод он внезапно помрачнел и угрюмо проворчал:
– А мы с тобой расследование ее гибели… – не договорив, он умолк.
– Не будем о грустном, – ободряюще заявил Сангре. – Оно в прошлом, а шагать по жизни с повернутой назад головой чертовски неудобно, но главное – не видишь кочек впереди, а потому недолго споткнуться. Я ведь к чему попросил тебя выдать сей расклад. Хотел окончательно убедиться в том, правильное ли я направление выбрал. Получается, самое то. Плевал ордынский хан на зажуленные гроши, и что его послу по сопатке настучали – тоже терпимо. А вот когда речь о личном зашла – его задело и самолюбие взыграло не на шутку. Отсюда вывод: наш контрудар должен касаться исключительно личного. То есть требуется как следует ухватить за вымя несоразмерно раздутое самолюбие Узбека, и выжать из нее всю желчь пополам с дерьмом, предварительно направив соски в сторону Юрия Даниловича.
Буланов укоризненно кашлянул, выразительно посмотрев в сторону слегка покрасневшей Изабеллы.
– Ты бы того, выбирал выражения, – попенял он другу. – К тому же из вымени обычно молоко выжимают, если уж на то пошло.
– Я уже привыкла, – кротко заметила испанка.
– Видишь, она привыкла. А что до молока, то оно у коровы, потому как та – очень полезное домашнее животное. А из вымени ордынского хана может вылезти… – Петр покосился на испанку и сформулировал помягче, – исключительно соответствующий его гнусной сущности продукт. Но хватит о фекалиях и перейдем к сути. – И он неожиданно замолчал, потирая переносицу.
Воцарилась тишина. Оба ждали продолжения, а оно никак не наступало. Наконец Сангре крякнул и заявил:
– Нет, робяты, так я излагать не могу. Мне нужон простор.
С этими словами он вскочил со стула и принялся расхаживать по комнате, на ходу излагая историю зарождения своей «гениальной» идеи.
Впервые она забрезжила в его голове во время княжеского визита, когда он смотрел на наградную гривну на груди Кириллы Силыча и изображенный на ней портрет Михаила Ярославича. Но это были пока лишь неясные туманные очертания, не более. Зато когда он бросил
