Можно было бы, конечно, и в областной институт учиться податься, как другие Марусины одноклассники сделали. Как вот Ленка Ларионова, ее закадычная подружка, например, – та вообще в психологи подалась. А Маруся с места не сдвинулась. Да и чем строитель – не профессия? Тем более там как раз отделение такое хорошее открыли – экономическое. Вполне нормальная для женщины специальность. Марусе всегда нравилось возиться с цифрами, все учитывать да обсчитывать и планировать наперед. И даже в своем собственном хозяйстве мать ей в этом деле полностью доверялась. Была у Маруси в обиходе такая специальная тетрадочка, куда она записывала все их с матерью затраты-приходы. Очень ей эта тетрадочка во время учебы вспоминалась! Даже самой смешно было… Оказывается, она свой домашний мясо-молочный хозяйственный учет совершенно правильно вела, можно сказать, на одной только интуиции, еще и не зная про существование таких умных слов, как себестоимость продукции, план-фактный анализ, нормирование труда да ежедневное сведение расходов с доходами и выявление при этом ненужных перерасходов…
Мир цифр – это же так увлекательно! Все можно рассчитать, занести в таблицу, и все видно как на ладошке. И даже в жизни своей все можно рассчитать и разложить по полочкам. Жизнь – она же штука такая, в ней все должно быть прозрачно и понятно. Вот, например, есть у нее Колька… Он любит ее, она любит его. Все как дважды два. Вот приедет из армии – поженятся. Потом ребеночка родят. Потом еще одного. Потом дом хорошо отремонтируют, когда деньги будут. Сверху еще одну светелку пристроят, кругленькую такую, как башенка. Колька – он сильный, он все может! Так что зря Ленка говорит, что жизнь цифрам не поддается. Еще как поддается. Лишь бы цифры эти были правильные и прозрачные. А где в жизни прозрачность – там и душе покой…
В общем, ждала она Кольку все армейские годы правильно и верно. И училась хорошо. На красный диплом даже шла. И к родителям его в гости частенько захаживала.
Они так рады были этим ее приходам! Мать Колькина все подарочек какой норовила ей в руки сунуть – духи хорошие иль другую какую безделицу – все равно приятно. И настал момент – дождалась она Кольку. Увидела как-то утром входящего в калитку молодца в синем залихватском берете – коленки так и подогнулись, и ведро с молоком чуть не опрокинула. Он подхватил, закружил ее по двору! Мать смотрит в окно, плачет… Вот счастье-то было! Настоящее, стопроцентное, осязаемо идущее из твердых мужицких Колькиных рук, из сияющих восторженной прозрачностью глаз, из короткого крепкого поцелуя в губы – так и припала к нему, ничего не стыдясь, и оплелась руками о каменную шею…
Это он, стало быть, тогда к ней сначала пришел. Прямо со станции. Чтоб вместе потом у его родителей появиться. Ну, она оделась понаряднее, и пошли. А потом родители Колькины по случаю возвращения сына гулянку устроили. Всех в гости созвали, кого могли! И друзей, и знакомых, и соседей. Может, и не надо было этого делать, наверное… Не надо было так лихо праздновать-то. Надо было
