Скажете тоже…
– Ну да. Скажу. Ни мужа у меня, ни детей. Одна только работа всю жизнь. Все карьеру торопилась делать, знаешь ли. Дура была. Карьеру вот сделала, а толку нету. Ой, ой, горячо! – завопила она вдруг, пытаясь защититься руками от идущей в ее сторону волны горячего пара. – Ты что делаешь, Марусь! Я же сварюсь так!
– Ничего. Не сваритесь. Так надо. Терпите. Сейчас еще поддам, и парить вас буду.
В дом Анночка Васильевна вернулась совсем разомлевшая. Бухнулась на стул, вытянула ноги, выдохнула сладко:
– О-о-о-о… Как будто все у меня внутри переместилось, на новое место встало.
– Ну так и хорошо, что встало! Значит, все на пользу пошло! – хохотнула весело Марусина мать. – Давайте-ка, девки, к столу. После баньки обязательно полагается рюмочку пропустить. Ты шаньгой, шаньгой лучше закусывай! – торопливо подсказала она гостье, когда та зашлась от крепкого глотка первача и начала отчаянно рыскать глазами по столу, заставленному тарелками. – Надо обязательно горяченьким закусить!
– Ой, а что это было такое крепкое, я не поняла. Виски, что ли?
– Да сама ты виска. Самогонка это! Чистая, как слеза! Погляди!
– А-а-а… Самогонка… – моргнула осоловело гостья, откусывая порядочный кусок картофельной шаньги. – Ой, а булочка какая вкусная. А это что, омлетик такой, да? Какой странный, жиденький.
– Ну, попробуй… – хитро улыбнулась Надежда, подставляя ей поближе тарелку с желтоватым, слегка дрожащим, как холодец, продуктом.
– Ой. Нет, не омлетик. Какой вкус странный… А что это такое, интересно?
– Так это молозиво.
– Что?!
– Ну, молозиво. Молоко такое. Самое первое, только для родившегося теленка. Оно густое всегда, жирное, а когда застывает, как холодец становится. На этот, как его… На модный жидкий сыр похожее.
– Ну да, похожее… – торопливо отодвинула от себя тарелку Анночка Васильевна и слегка содрогнулась.
– А ты что, моргуешь?
– Что? Как это – моргуешь?
– Ну, брезгуешь, значит.
– Нет, я не брезгую. То есть не моргую. Просто непривычно…
– Так зато полезно! Аксинья вчера как раз отелилась, вот я и взяла у нее немного молозива. Как знала, что гости будут!
– А Аксинья, это…
– А это корова наша. Аксиньей зовут. У нас их две вообще-то. Аксинья и Дуняшка.
– Хм, имена какие странные. Прямо Шолохов, «Тихий Дон»… Может, и Наташка тоже есть?
– Нет. Наташки нету. Да я и сама была против, чтоб их бабьими именами называть! Вон Маруська настояла!
– Ой, как хорошо тут у вас, господи! Баня, коровы-бабы, молозиво…
– Что, еще хочешь? Так кушай! – подвинула ей Надежда тарелку с необычным молочным продуктом.
– Нет! – торопливо выставила ладонь, отказываясь от угощения, гостья. – Нет, я уже это попробовала! Спасибо! Я вот лучше кефирчику
