вот накатило. Словно бы и не жил, словно бы и не было этих десяти беззаботных лет.
– Теперь мое. – Сказал и сам испугался того, что сказал.
– Ты мне никто! – У нее все-таки получилось закричать. – Ты мне не муж, не брат, не сват! Кто ты мне, Быстров, чтобы решать, как мне жить?
И снова права – никто. Он ей никто, она ему – несчастная наркоманка, но раз уж так получилось, раз уж жизнь свела их снова, нужно как-то приспосабливаться, подстраиваться друг под друга. До тех пор пока Эльза не поправится и у него не появится выстраданное право уйти жить своей жизнью дальше.
– Я тебе друг, Эльза. Давай на этом пока остановимся.
Ответа он ждал затаив дыхание. Словно бы важен был ему этот ответ, словно бы от него что-то вообще зависело.
Вот только Эльза не ответила, закрыла воду, и в наступившей тишине стало слышно ее тяжелое дыхание. Надо доставать ее из ванной, чтобы снова не поплохело. Не достал, вместо этого протянул за шторку руку с полотенцем. Полотенце забрали, выхватили с силой и злостью. И откуда что взялось в таком тщедушном теле?
– Отвернись… друг. – И в голосе послышалась насмешка. Нет, точно насмешка! Еще один хороший признак?
– Чистая одежда в пакете, – сказал он, отворачиваясь. – Твою я бросил в стиральную машину.
Эльза одевалась молча, Никита вслушивался в ее сосредоточенное сопение. Дышала она часто, и дыхание ее сбоило. Похоже, остатки сил ушли на этот вот всплеск злости. Может, оно и к лучшему.
– Оборачиваюсь? – спросил он, когда сопение прекратилось, и, не дожидаясь разрешения, обернулся.
Она не стала краше и здоровее после помывки, но розовый цвет и розовый аромат определенно добавляли ей баллов. Уже не бомжиха, а просто смертельно уставшая девчонка. Пусть лучше уставшая, чем больная.
С кончиков рыжих волос, которые от влаги начали завиваться, стекали капли воды, оставляли мокрые следы на футболке. С размером, кстати, Никопольский ошибся: вещи были Эльзе велики как минимум на размер, если не на два.
– Никита, мне нужно домой, – сказала она очень серьезным, почти деловым тоном.
– Нет. – Он не чувствовал вины за то, что удерживал ее силой в чужом доме, он чувствовал вину за то, что оставил ее когда-то одну наедине с нерешенными проблемами, допустил все это.
– Но мне очень нужно! – Тон из делового сделался просительным, почти умоляющим.
– Все, что тебе нужно, я привезу сюда.
Мгновение Никите казалось, что она вцепится ему в волосы, расцарапает кожу, как ее кошка. Он даже приготовился отразить удар, но не понадобилось.
– Все, что мне нужно, ты не привезешь.
– Таблетки? Что ты принимаешь?
– Если я скажу что, ты достанешь? – А теперь надежда пополам с неверием, и во взгляде – голод. Такой дикий голод, который бывает только у наркоманов.
– Нет, Элли. Я не привезу тебе таблетки, но я сделаю все, что от меня зависит, чтобы облегчить твое состояние.
– Мое
