времена было предостаточно: они разочаровывались в обычной жизни, шли искать приключений на свой зад, вступали в тусовки (бросали кости или делали что-нибудь еще), гуляли до утра, по-черному выпивали, курили все, что поддавалось курению, нюхали, кололись, трахались направо и налево. Многие из этих женщин втайне лелеяли надежду перекочевать из тусовки в какой-нибудь клуб, стать старухой президента или вице-президента, но эта мечта обычно так и оставалась мечтой: несмотря на сумасшедший образ жизни, члены официальных клубов редко выбирали себе в спутницы пропитых шалав. Трахали – да. Но никогда не женились и даже не садились с ними за один стол.
Отца у Ноэль не было. Вернее, он был… где-то, но девушка и понятия не имела, чье именно семя подарило ей жизнь. Когда Ноэль стала достаточно взрослой, чтобы задать этот щекотливый вопрос матери, та прикрыла глаза, прикидывая что-то в уме, и потом сообщила невозмутимым тоном:
– Девять.
– Что – девять? – нахмурилась Ноэль.
– Девять мужчин трахали меня за месяц до того, как я узнала, что беременна тобой.
– Это значит…
– Это значит, что я не знаю, кто твой отец. Да и не хочу знать. Все они были мерзкими ублюдками.
Для шестнадцатилетней девушки это было так себе откровением: осознать, что твоя мать – шлюха, а отец – какой-то ублюдок, имя которого навсегда останется загадкой.
Ноэль не хотелось идти по стопам матери. На свою первую работу она устроилась в тринадцать, а в семнадцать уже съехала от нерадивой родительницы в маленькую грязную комнатушку на окраине Сакраменто. Условия были ужасные – зато девушка чувствовала свободу и возможность самостоятельно распоряжаться собственной жизнью.
Из-за необходимости самостоятельно себя обеспечивать с учебой у нее не задалось – с трудом окончив школу, она решила пока не поступать ни в какой колледж. Вместо этого Ноэль работала то продавцом в магазине мягких игрушек, то кассиром в «Макдональдсе», то официанткой в местном баре. Мужики клеились к ней беспрестанно – и не только потому, что она была молода и красива, но и потому, что слухи расползались быстро, и вся округа знала, что она дочь клубной шлюхи. Бороться со стереотипами было очень сложно: приходилось бить по рукам, по губам, иногда даже драться, чтобы вырваться из похотливых рук.
Подруг у Ноэль почти не было – одна только Келли. У Келли была похожая судьба, в последний год они работали в одном баре, и мечта у них тоже была общая: выбиться из-под гнета тусовки, заслужить уважение. Они могли бы уехать, могли бы начать новую жизнь, но это было не то: хотелось остаться и доказать свою значимость тем, кто над ними насмехался и лапал потными пальцами. Кроме того, здесь, в Сакраменто, были их матери, которых они тоже не могли бросить: без поддержки дочерей женщины бы окончательно увязли в этом болоте и однажды просто сдохли, став жертвами героинового передоза или пьяной драки между вонючим быдлом. Ноэль, например, навещала свою мать еженедельно: приносила ей свежие фрукты, помогала
