(уклончиво). Пока трудно об этом говорить…
Ламиревский. Бог, душа… вы хорошо говорили, Алексей Николаевич. Меня, как учёного, сейчас волнует то же самое – как это ни парадоксально звучит. В наше время уже многие физические исследования говорят в пользу существования высшего разума. Но учёные, конечно, это не афишируют. Мы должны строго следовать фактам, а их получить практически невозможно. Ещё вчера я думал, что близок к разгадке…»
Прошу прощения, приходится просунуться в пьесу, а то она целиком на страницы залезет. Дальше Ламиревский открывает тайну своего изобретения. Меридов потрясён и просит профессора провести на нём эксперимент. У Меридова душа оказывается в теле и тот сконфужен, что его гипотеза не оправдалась. Но Ламиревский честно рассказывает о своих опытах. О том, что у него да и у многих людей, этого объекта (он не называет это душой) не существует. Но обратимся дальше к пьесе.
«Меридов (озабоченно). Да задали вы мне загадку. Получается, религия права: душа находится в теле. А с другой стороны, некоторые люди спасают душу, которой нет… Ой, извините, Дмитрий Ильич, я не хотел вас обидеть.
Ламиревский. Пустое… Я ещё раз повторюсь, Алексей Николаевич: я не считаю это душой.
Меридов. Что же это тогда?
Ламиревский. Вот на этот вопрос нам и надо ответить. Я не нашёл никакой логики, какую-либо систему мне создать не удалось. Может быть, вам повёзёт больше. А ваша гипотеза очень и очень интересная. Она кое-что проясняет…
Меридов. А не может ли такого быть, Дмитрий Ильич, что те души, которые уже жили раньше, они на свободе, а те несформировавшиеся души, которые живут свою первую жизнь, они проводят свою первую жизнь в теле?
Ламиревский. А как же ваша идея о параллельных жизнях? Если душа находится в теле, об этом придётся забыть.
Меридов. Да, вы правы…»
По правде сказать, этот отрывок и ещё пара-тройка мест в пьесе несут некий глубокий смысл, а остальное – замысловатая жизненная история, со страстями и даже криминалом. Пьеса напичкана всякими душераздирающими штуковинами и корявыми мизансценами, которые несообразно лепятся друг к другу в угоду театральным подмосткам, отчего вся сюжетная конструкция выглядит, мягко говоря, нелепо и неорганично. А с другой стороны, я слышал много хвалебных отзывов маститых критиков: дескать, необычные и колоритные герои, живое действие и неожиданное хитросплетение сюжета, есть и интересные находки, связанные с психологической эквилибристикой и т.д. Впрочем, я всё-таки доскажу.
После дискуссии Ламиревский задумывается над гипотезой Меридова и находит её весьма привлекательной. Во всяком случае, это даёт ему некое успокоение насчёт себя самого в плане бессмертия. Правда, он нисколько не меняет своё отношение к Звенигородскому, у которого, как я уже говорил, тоже нет души – ну, или этой светящейся штуковины меньше сантиметра, – и категорически против его брака со своей
