а не вопрос, но они многое констатировали, даже если одно высказывание противоречило другому. Но на этот раз Кейт не стала возражать, она лишь заметила:
– Она вела себя весьма необычно.
– Как и мы, – заявил Деншер. – Ты и сама знаешь, что мы вели себя чудовищно благопристойно.
– Для нас самих, для окружающих это так. Но не для нее, – ответила Кейт. – С ее точки зрения, все возмутительно. Она держала нас на привязи. Так что, если она попросит тебя прийти, ты должен понимать, что происходит.
– Я всегда это понимал. Меня заботит то, как ты сама к этому относишься.
– Ну… – Кейт на мгновение задумалась. – Она думает лишь о том, что ты от нее получишь.
Он пристально посмотрел на нее, и чего бы ни ждали от нее все окружающие, которые никак не могли оставить ее в покое, ей хотелось, чтобы его взгляд длился вечно. Что бы ни случилось в дальнейшем, она хотела сохранить такие моменты в памяти, сберечь их для себя, как драгоценность, и это казалось ей самой необычным, словно она могла обладать его взглядами, унести их с собой, наслаждаться ими в уединении, и эти сокровища доставались ей так легко, она ничем не расплачивалась за них. Она посмотрела ему в глаза, он был ее возлюбленным, и эта мысль радовала, но в то же время она ощущала, что потаенная любовь делает ее особенной, нарушает общепринятые нормы. Свободолюбие требовало от нее отстаивать свои права, и это не казалось ей слишком дерзким; но Деншер, хотя и соглашался с ней, постоянно удивлялся тому, как она все упрощает, иные ее представления о жизни казались ему чересчур отважными. Жизнь была сложнее – она становилась сложнее, и все же они принадлежали друг другу, и ничто другое не имело значения. По крайней мере, для нее – но и для него тоже; каждый из них обладал тем, чего остро не хватало другому. Однако снова и снова, сталкиваясь со странным и необычным, он испытывал растерянность. И было совершенно невозможно не учитывать миссис Лаудер и ее позицию. Она всегда была рядом, и присутствие ее оставалось весьма чувствительным; в какой-то момент им придется открыть двери в реальность. Она заходила во время их беседы, и они покорно смотрели на нее, как спортсмены смотрят на тренера; она вела себя как дрессировщик на арене цирка, она постоянно демонстрировала свою власть. Молодому человеку она казалась ослепительно вульгарной, но в глубине души он признавал, что этим дело не ограничивалось. Суть была не в ее вульгарности и не в том, что у нее все карты были на руках, хотя и это играло большую роль; суть в том, что она была сильной, независимой и опасной.
Он нуждался в средствах – особенно если речь шла не о его нынешней одинокой жизни; он нуждался до отчаяния; более того, положение его было тем безобразнее, что нужда во всем ее бесстыдстве и в сочетании с положением Кейт в их разговорах упоминалась как нечто забавное. Иногда он спрашивал себя: было ли это и в самом деле так забавно, особенно с учетом того, что он никогда не мыслил себя человеком состоятельным и не предполагал разбогатеть? Он довольно спокойно относился к деньгам, поэтому – после серьезных
