в личном деле внимания не обратил – так что местные товарищи порядок хорошо усвоили. Вот и прислал Пономаренко меня разобраться. Ну, а я, конечно, рада – что попутно с мужем в командировку и девчат из бывшей своей команды увижу (Ленка, бывшая моя заместительница, сейчас носит фамилию Золотарева), да и на заводе и у Курчатова помнят меня очень хорошо!
Читаю следственные бумаги – интересно, а трудовой коллектив выступил в защиту Логачева! А вот Нелин мне незнаком, на Севмаше он недавно, года еще не прошло. Но не тыловая крыса, как я подумала сначала! Из крестьян, воевал, «политрук сорок третьего года» – когда по уставу стали на самую низшую должность ротного политрука идейно выдержанных сержантов ставить, две недели обучения – и офицерские кубари в петлицы. С одной стороны, это низовой политсостав резко оздоровило, а кому везло, то и выше поднимались. С другой же – и потери среди таких политруков были выше, чем у строевых офицеров: в атаку первым бежать, бойцов поднимая, и для немецких снайперов цель, и, конечно, в плен их фрицы не брали. Но если человек честно отвоевал, две «Славы» (была у политруков привилегия, право на этот солдатский орден) и две медали (не юбилейные), так какого черта на своих наезжает? И странно – демобилизовался он в сорок шестом, и дальше за семь лет девять мест работы. Это отчего такой кадр все старались от себя спихнуть поскорее? Без позора, но и без наград – то есть и обвинить не в чем, но лучше иди ты от нас подальше?
– Ну, здравствуй, Иван Семенович! Ты садись, чаю выпей и бутерброды бери, не стесняйся. Что случилось, расскажи? Как вышло такое – ведь ты же не восемнадцатилетний балбес, у которого молодецкая удаль из ушей прет, кулаки почесать и перед дружками покрасоваться.
Осунулся, постарел. Хотя даже несколько дней в камере на пользу не идут. Но мер физического воздействия к тебе не применяли (той же инструкцией категорически запрещено). Так расскажи, как это вышло – я внимательно слушаю!
– Это еще в прошлом году началось, сразу как этот Нелин пришел. Ладно, двадцать процентов зарплаты облигациями выдают, привыкли мы уже, тем более что и оставшегося на жизнь хватает. Так этот, как пообвыкся, сразу с почином выступил на собрании: мобилизуем внутренние резервы – пусть каждый себе по минимуму оставляет, а все остальное стране на восстановление. И чтоб мы все подписали. А я встал и сказал: шиш! Двадцать процентов ладно, мы все понимаем, но остальное – честно заработанное. И мужики меня поддержали, и не только наши, с «моржихи». А Нелин запомнил. Татьяне моей пенсия была положена, за отца, офицера, погибшего на фронте. Так Нелин к ней – время сейчас нелегкое для страны, и подумай, не нужны ли эти деньги кому-то больше, чем тебе, откажись, будь сознательной. По-честному, прожили бы мы и без них – но в хозяйстве, как понимаете, Анна Петровна, и копейка лишней не бывает! А Нелин к Татьяне с угрозами – за несознательность как бы тебе из комсомола не вылететь? Ну, я после к нему, и в крик – но тогда без драки обошлось.
