тяжело дыша, с открытыми ртами, не отрывая друг от друга глаз, в которых читался стыд.
– Ладно, – сказал Питер, – забудь про пиво.
Со двора доносился собачий лай.
– Ты знаешь, за мной не заржавеет, – проворчал Ландро.
– Да уж, – отозвался Питер, ставя стол на ножки. – Черт тебя подери.
Ландро пододвинул стул и сел, закрыв лицо руками.
– Давай. Вломи мне как следует, – предложил он.
– Я не против.
Боль продолжала клокотать в груди Питера, но теперь она приобрела более знакомый характер.
– Я мог бы напоить тебя до свинского состояния. Я мог бы устроить засаду и вздуть тебя как следует. Я смог бы тебя достать, не сомневайся, но мне хочется совсем не этого. Дасти. Он снится мне каждую ночь.
– Даже несмотря на то, что Лароуз живет у вас?
– Да, он все равно снится, и я чувствую себя виноватым. Я хочу сказать, что люблю твоего мальчика.
У Ландро отлегло от сердца, когда он услышал слова «твоего мальчика». Он взглянул на Питера.
– Я бы отдал свою жизнь, чтобы Дасти вернулся к тебе, – признался Ландро. – Лароуз – моя жизнь. Я сделал все, что мог.
Они поставили стол и кресло на прежние места, снова сели, кивнув друг другу, но пива больше не открывали. Питер провел рукой по лицу, откинулся на спинку стула, покачался на его задних ножках, а потом опять сел ровно и посмотрел Ландро прямо в глаза.
– Коли на то пошло, – произнес он, тщательно выговаривая слова, – у меня есть кое-какие вопросы, которые надо задать.
– Давай разберемся с ними потом, – предложил Ландро.
Он опустил глаза, словно отстраняясь от собеседника. Он не знал, что сказать, потому что внезапно его охватило отчаяние. Он понимал, что следует ожидать какого-то законного акта. Например, официального усыновления. Он встал и вышел за дверь. Ему нужно было еще немного подождать.
Миссис Пис улыбнулась, глядя на ковер. От него до сих пор исходил букет сладких химических запахов. Она представляла себя плывущей в своем сером обитом искусственным бархатом кресле по простирающемуся у ее ног полю цветов. На ее коленях стояла жестяная коробка. Почти полгода прошло без приступов, но ее враг все же подкрался к ней. Боль накатывала волной. Она боролась с ней. Сильнодействующее обезболивающее сейчас как раз начинало действовать. Клещи, только что сжимавшие ее изношенное старое тело, постепенно нехотя разжимались. Боль не хотела отпускать. Но минута освобождения приближалась. Тело расцветало с каждым более легким вдохом. Через застекленные двери открывалась целая панорама: взгляд миссис Пис скользил по заметенному снегом двору, по корявым яблоням за ним и неровной линии забора, а потом устремлялся вниз по широкому полю, в конце которого виднелось кладбище.
Люди начали выкладывать там светящиеся узоры из фонариков на солнечных батарейках – наряду с другими
