духа, который рассеялся по всей близлежащей округе после упразднения Запорожской Сечи…»
А далее вновь сладкая мука: «У нас уже началось абрикосово-персиковое лето… И пышнотелые ягоды шелковицы из центрального парка зовут тебя в гости… Но ты не слышишь их зов, совсем потерялась в белых ночах…»
И напоследок предостережение: «Персики у молдаван покупай, пожалуйста, с осторожностью. Так как продают они турецкие персики. Даже в Кишиневе».
Сделайте мне, как было
…Одна маленькая девочка, которой сделали в больнице пробы на аллергию, взглянув на разрез нежной кожи, на ущерб, – и категорически не согласившись с ним! – заплакала и сказала:
– Сделайте мне, как было!
То есть как было до! До раны, до враждебного вмешательства извне, а было хорошо: цело, гладко и не больно.
Собственно, все наши попытки вернуть прошлое сводятся к этой детской наивности: сделайте мне, как было. А было, оказывается, замечательно. А мы и не знали этого.
– Ты мне нужен!.. – говорит она моему мужу, рыдает, и голова ее падает на его плечо. (Плечи мужчин вообще предназначены для женских слез, жизненное наблюдение.)
– Таня, Танечка…
– Мы купим домик в деревне и будем жить там только вдвоем!..
Последнее ставит моего мужа в тупик. Как вдвоем? А дети, моя жена, Жан?
– Я так одинока, ты просто не представляешь, как я одинока, у меня никого нет…
Это опять ставит его в тупик. Мужчина в тупике.
– Ну как же это «никого», Таня? А муж, а дочка?
– Но мне нужен ты! – говорит Таня.
«А спроси меня, что нужно мне! – думает он. – Неужели неинтересно?»
Нет. По правде говоря, нет. Честно, нет. Неинтересно.
Мой муж, значит, застревает в тупике, но хочет выбраться.
– А как же твой муж? Жан?..
– При чем тут Жан!..
– Ну как это при чем?..
– Жан целыми днями на работе.
– Да я тоже!.. А потом… у меня же сын!
– У тебя чудесный сын, – соглашается Таня.
Заметим, мой муж Сева упоминает только о сыне – это корректность: он щадит Таню, не упоминая о жене, – заботится о слабых нервах Тани, благородно, правда?
– Ну ты же все понимаешь… – говорит он потом жене.
Конечно. Я все понимаю. Как и Сева, кстати, который однажды стал очевидцем аварии, и водитель, выскочив из машины, стал объяснять почему-то именно Севе (у Севы такое лицо), как это у него получилось, крича при этом: ты понимаешь? Нет, ну ты меня понимаешь, мужик?!
Понимаю, думал Сева. И с грустью вослед: а на фига я тебя понимаю?..
Потому что это очень тяжело – понимать. Накладно. Понимать – это значит разделять, сострадать и даже, не дай бог, что-то делать. Нет, удобней не понимать.
– Ну ты же все понимаешь… – значит, говорит мне муж.
Разумеется. Я тебя понимаю. (А на фига я тебя понимаю?!)
– Она
