может, и надо было: убедиться еще раз, что все было правильно. И жалеть не о чем.
А вечером мы принимаем у себя Таню и Веру. Вера – это которая Артем Соболев, девочка 65 лет, заигравшаяся в этом образе. Пока Таня в гостиной плачет на плечах моего мужа, Вера весело рассказывает мне про брачный период у жаб. Этой историей она развлекала меня и в прошлую встречу, то есть пять лет назад. За пять лет, видимо, ничего интереснее в ее жизни не случилось.
Две подружки, мать и дочь, две заговорщицы, две жертвы идеи фикс.
Я готовлю кофе и думаю мысль: любопытно, за кого эти девочки меня принимают?
И что, кстати, сейчас делает рыжеволосый Жан, человек южного ветра?..
Жана я видела лишь на кассете, снятой Севой в один из приездов всего семейства в мое отсутствие. И сразу поняла: это Жан. Стройный, изящный, красивый… и какой-то растерянный. Гости в кадре осматривают достопримечательности, но ощущение, что страшно далеки они в мыслях от шедевров архитектуры, включая Веру и Артема Соболева (настоящего). Однако дальше всех Жан: он не понимает язык, не понимает происходящего, не понимает Таню, которая сомнамбулой бродит в пространстве, высматривая бронепоезд. А бронепоезд Сева прячется от всех за камерой. Готовый фильм с открытым финалом.
Сегодня я играю в нем роль гостеприимной хозяйки дома.
– Таня, а вы приезжайте к нам, – вежливо предлагаю я.
– Нет… Я так не могу! – неожиданно отвечает Таня.
Что «не могу»? О чем это она подумала? Может, о том, что я ей сделала непристойное предложение?.. Перехожу на более безопасную тему – достопримечательности Северной столицы, и Таня ждет, когда я закончу, чтобы продолжить свой монолог про главное: про себя.
– А Тане не интересно знать, что обо всем этом думаю я? – мимоходом спрашиваю мужа.
– Тане даже неинтересно, что думаю я, – отвечает Сева.
А теперь можно вспомнить того орущего на Таню психиатра и отнестись к нему с пониманием.
– Что-то я устал от этих белых ночей… – проводив заговорщиц, говорит муж. – Что ты молчишь?
– Я думаю о том, на чьих плечах сейчас рыдает рыжеволосый красавец Жан. И не унес ли его домик южный ветер в другую сказку?..
Что-то мне говорит, что скоро Таня полюбит Жана.
«Свет мой, зеркальце! Скажи…»
Что-то неладное творилось с мужчинами этого дома: бежали. Как кассиры в рассказах Чехова: «Опять кассир побежал…»
Сначала дядя Толя. Тихий такой, застенчивый… А сбежал. И от кого – от тети Раи! Герой-баба была – ора-ала!.. Дооралась, в общем. С одной стороны, оно и понятно: от такой сбежишь. С другой стороны – и как не убоялся? Страшно ведь. А ну как догонит?
Потом дядя Федя. Тоже – послушный, покладистый. Сбежал, короче. К другой. Как и дядя Толя.
Война любви уносила отцов нашего дома, как смерч. Ну просто косила.
Дальше всех убежал дядя Леня: надел противогаз, взял пистолет и был таков. (Почему противогаз?
