вы побежали бы пугать людей и лезть князю на глаза.
– Потому что у меня есть на то право. Слышишь ли ты, бесстыдная ветреница?! – крикнула старуха. – Я имею право быть там, где он. Сидеть там, где он сидит, и ходить, куда он пойдет… Понимаешь?
Зыня разразилась язвительным смехом.
– Видно, старухе надоела жизнь!
– Ой, надоела, надоела! – повторила старуха, обращаясь не то к огню, не то к самой себе. – Зажилась я на свете, все глаза выплакала, руки поломала, всю грудь от стонов разбило мне. Не мила мне жизнь, ой, не мила! А тебе, бесстыдница, не желаю ничего, ничего, только моей судьбы и моей старости!
Зыня невольно вскрикнула… Ее напугали эти слова, которые старуха произнесла, как проклятие.
– За что же вы мне этого желаете? За что вы меня проклинаете, – возразила она, – разве я по своей воле так говорю… Я делаю, что мне приказывают…
– Уж молчала бы лучше, – прервала ее старуха.
Зыня отступила от нее на несколько шагов и принялась ходить по горнице. Выгоньева даже не взглянула на нее. Несколько раз молодая женщина бросала на нее боязливый взгляд, но та не оглянулась и не промолвила ни слова. Старуха, погруженная в свое горе, казалось, ни о чем, кроме него, не хотела знать. Слезы, высохшие было на ее щеках, потекли снова.
В то время все боялись старых ведьм и их колдовства, и этим объяснялось то, что Зыня, услышав проклятие старухи, теперь старалась как-нибудь умилостивить ее, чтобы она не произнесла над ней заклятья.
Покружившись по горнице, Зыня присела на полу возле старухи и изменившимся голосом заговорила:
– Ну не сердитесь на меня. Чем же я виновата? Меня посылают, и я должна идти. Зла я вам не желаю, а говорю вам для вашей же пользы. Вы сами себе портите жизнь. Сидите спокойно – и вы будете счастливы.
Выгоньева повернула голову.
– Счастлива? – повторила она. – Я счастлива? Счастье и дорогу ко мне потеряло. Не бреши, брехунья, а лучше помалкивай.
Она отмахнулась от нее рукой, а испуганная Зыня отодвинулась от нее подальше.
Огонь угасал в очаге, молодая женщина встала и подбросила в него несколько щепок. Она уже не пыталась больше заговаривать со старухой и молча ходила но горнице, бросая на Выгоньеву тревожные взгляды.
– Дать вам воды? – спросила она.
Выгоньева затрясла головой.
– Может быть, меду?
– Дай ты мне яду, – шепнула старуха, – да такого, чтобы скоро убивал, долго не мучил. Принеси мне дурману, приготовь зелье. Вот за это я тебя поблагодарю!
– Рехнулась старуха, – тихо пробормотала Зыня.
Наступило молчание, а так как и во дворах и в замке князя все уже спали, то в наступившей тишине можно было уловить малейший шорох. Вшебор, с любопытством наблюдавший и прислушивавшийся, услышав быстрые и нетерпеливые шаги вблизи хаты, испугался, уж не к нему ли кто-нибудь идет…
В эту минуту широко раскрылись
