но люди наговорили ему, что он мог бы со своим дядьком справиться, только не так просто, через прямоту, а через «полытыку». И именно через такую политику, тонкую, чтобы шапку купить, а расход на нее не показывать, а так «расписать» те деньги где-нибудь понемножечку, по другим статьям. А ко всему этому на всякий случай, идучи к дяде, взять самое длинное полотенце да в несколько раз обмотать им себе шею, чтобы если Дукач станет драться, то не было бы очень больно. Агап взял себе на ум эту науку, и вот через год, когда дядя погнал его опять в Нежин, он ушел без шапки, а вернулся и с отчетом и с шапкою, которой ни в каких расходах не значилось. Дукач спервоначала этого и не заметил и даже было похвалил племянника, сказав ему: «Треба б тебе побиты, да ни за що». Но тут бес и дернул Агапа показать дядьку, как несправедлива на свете человеческая правда! Он попробовал, хорошо ли у него намотано на шее длинное полотенце, которое должно было служить для его политических соображений, и, найдя его в добром порядке, молвил дяде:
– Эге, дядьку, добре! ни за що биты! Ось така-то правда на свити?
– А яка ж правда?
– А ось яка правда: выбачайте, дядьку. – И Агап, щелкнув по бумажке, сказал: – Нема тут шапки?
– Ну, нема, – отвечал Дукач.
– А от же и есть шапка, – похвалился Агап и насадил набекрень свою новую франтовскую шапку из решетиловских смушек[8].
Дукач посмотрел и говорит:
– Добра шапка. А ну, дай и мени помирять.
Надел на себя шапку, подошел к осколку зеркальца, вправленному в досточку, оклеенную яркою пестрою бумажкою, тряхнул седою головой и опять говорит:
– А до лиха, бачь и справди така добрая шапка, що хоть бы и мени, то было б добре в ни ходыти.
– А ничего соби, добре б було.
– И де ты ии, вражий сын, украв?
– Що вы, дядьку, на що я буду красты! – отвечал Агап. – Нехай от сего Бог бороныть, я зроду не крав.
– А де ж ты ии ухопыв?
Но Агап ответил, что он совсем шапки не хапал, а так себе, просто ее достал через полытыку.
Дукачу это показалось так смешно и невероятно, что он рассмеялся и сказал:
– Да ну, годи вже тебе дурню: де таки тоби робыть полытыку?
– А от же и сробыв.
– Ну, мовчи.
– Ей-богу, уделал.
Дукач только молча погрозил ему пальцем: но тот стоит на своем, что он «полытыку уделал».
– И де в черта, та пыха[9] у тебя взялась в голови, – заговорил Дукач, – да же сему дилу буть, щобы ты, такий сельский квак[10], да в Нежине мог полытыку делать.
Но Агап стоял на своем, что он действительно «уделал полытыку».
Дукач велел Агапу сесть и все как есть про сделанную им политику рассказывать, а сам налил себе в плошку сливяной наливки, запалил люльку и приготовился долго слушать. Но долго слушать было нечего.
Решетиловские смушки – шкурки молодых барашков, преимущественно серого цвета, выделывавшиеся в селе Решетиловка Полтавской губернии.
Пыха – гордость, надменность, заносчивость.
Квак – болтун.
