сообщить: «Пойми, так ты прекрасна, что я не совладал с собой, – но вообще-то я женат». Много есть способов. У меня дело, пожалуй, в том, что когда в отношении моей страны говорят или тем паче действуют несправедливо, мне будто дымящимся окурком прижигают душу.
Но при этом именно из-за того же обостренного чувства справедливости я прекрасно понимаю, что Россия сама по себе как таковая для очень многих совсем не плохих людей (тем более не принадлежащих к этническим русским), оправданием усилий и мучений быть не может.
Сначала надо понять, а зачем, собственно, Россия. Этого требует культура, иначе никак. И не только наша культура. Все великие державы современности, их очень немного, столкнулись с необходимостью ответить на аналогичный вопрос так, чтобы большинством граждан ответ был понят и эмоционально принят. В наше время быть крупной державой, опорой хотя бы регионального миропорядка столь трудно и дорого, требует стольких жестко скоординированных усилий и выполнения стольких совершенно не нужных никакому отдельному человеку тяжких дел, что без внутреннего эмоционального оправдания, без единой горячей мотивации, которая одухотворяла бы самых разных людей, это просто невозможно.
Америка в середине прошлого века из чисто политических амбиций взяла на себя роль мирового жандарма, но почти сразу почувствовала, что надламывается, и ее жители, привыкшие к патриархальной личной свободе, не хотят и не могут тянуть эту кромешную лямку. И после вьетнамского духовного опустошения страна в течение нескольких десятков лет последовательно, терпеливо и ненавязчиво воспитывала своих граждан в том духе, что они не в обычной стране живут, но в цитадели свободы, в уникальной общности, интересы которой абсолютно совпадают с интересами человечества и его прогрессивного развития. Это – американское РАДИ ЧЕГО. Уже не без уродливых перегибов, но мощнейшее и, в общем, для самой Америки – вполне конструктивное. Очень важно понять, что ничего искусственного, нарочитого американским идеологам тут придумывать не пришлось; это мировидение в зачаточном состоянии содержалось в тамошней культуре еще со времен отцов-основателей. Традицию не понадобилось подменять новоделом – просто определенные акценты в ней были смещены либо усилены. Только поэтому и получилось.
Китай четыре тысячи лет был центром известного ему мира. Для его населения, интернационального, как у нас, но, в отличие от нас, с полным этническим доминированием ханьской народности, идея мирного возвращения утраченного в силу исторических недоразумений культурного и политического величия, восстановление мировой справедливости тоже является таким РАДИ ЧЕГО. И эта цель тоже лежит в русле давней традиции, ничего в ней не отменяя и не подменяя; легкое осовременивание, не более.
А кроме нас троих, собственно, и говорить не о ком.
Нет больше держав столь же крупных, столь же существенных для остального мира и одновременно столь
