style="font-size:15px;"> И Глохлов принял решение. Две недели шёл он по таёжным следам экспедиционной партии, точно не зная, та ли, в которой идёт преступник. А если нет, то начинай всё снова. Партий в том году в тайге было добрых два десятка. Оброс Глохлов за две недели, отощал, оборвался, но всё-таки нагнал геологов. Вывалился из тайги на их стоянку и в первый же вечер у костра увидел в руках у одного из парней необычную плитку чаю.
Парень снял обёртку, кинул её в костер, и Глохлов, достав прутиком уже занявшуюся было огнём бумажку, сказал:
– Хороший чаёк пьёте.
– Выдержанный, – осклабился «чаёвник». На обёртке стоял год выпуска – 1924-й. С тех пор и лежал в лабазе у охотника и пролежал бы ещё. «Для чёрного дня», – объяснил потом Ганалчи Почогир.
Каким же он должен быть, этот чёрный день, коль только что минуло военное лихолетье?
С тех пор и занялась у Глохлова дружба с семьёй Почогиров, а через них – и со всеми эвенками…
7 октября, вниз по реке
Остановились на ночёвку возле скрадня – врытой в землю бочки с бензином. Заправив бачок и две канистры, Глохлов решил, что идти в сумерки рекою опасно, лучше дождаться утра, переночевав тут.
Нарубили лапника для подстилки, соорудили навес на случай дождя ли, снега, вскипятили чай и теперь вот грелись у огня.
– Знаешь, Комлев, а ведь это ты убил Алексея Николаевича.
– Так ведь я вам говорил…
– Нет, не так, как говорил. По-другому. Ты его не случайно убил.
– Это как же так?
– А вот так! А как, я тебе рассказать могу. Только лучше тебе самому правду сказать. Все равно ложь-то вскроется.
– Ин-те-ре-е-есно, – Комлев наклонился к Глохлову, чтобы лучше разглядеть его лицо.
– Интересно или нет, но не получается в жизни так, как ты говоришь. Не так всё было, Комлев, не так.
– А как же?
Не обращая внимания на вопрос, Глохлов продолжал:
– Что не так, ты сам знаешь. Но вот силы-то, мужества гражданского у тебя не хватает, чтобы признаться.
– Вымогательство это, вымогательство…
– Ишь ты, какими оборотами-то…
– Не по закону опять же действуете. Хотите добиться нужных вам показаний. Это мы знаем. Учёны.
– Что, не в первый раз дело с милицией имеете?
– В первый ли, в последний, Матвей Семёнович, только я вот что скажу. Вы при оружии да при силе. Вы, конечно, из меня что угодно выбить можете, вы даже меня и прикончить можете, – снова вроде бы начал бледнеть лицом Комлев, снова задрожал его голос. – Но я вам вот что скажу: не имеете права. Не имеете! – он уже кричал, поднявшись на ноги и пятясь от костра в темноту.
– То ли и вправду псих, то ли играешь психа, – спокойно сказал Глохлов и вдруг жёстко приказал: – Сядь! Ты у меня арестованный! И кончай припадничатъ! Сядь!..
– А что, бить будете, да? Бить? А может,
