годы шеф брал за то, чтобы подтягивать морщины бабулек и завязывать бантиком на затылке. И я вместе с ним, между прочим. А надоумил нас заняться этим прибыльным делом присутствующий здесь герой, между прочим. Это когда осколочный снаряд под Шаумяном вспорол ему грудную клетку до самого носа.
Рука Шварца невольно дернулась к горлу и нащупала кривую линию.
– Да фиг бы с ними, шрамами на горле и щеке, что только красят мужчину, продолжал токовать Тоникян. – Но верхняя губа? Знаменитый Шварценнос мог перекоситься! Ты представляешь? Как бы я Марго в глаза смотрел после этого? Да и на него самого? Ужас…
Верка вспомнила носилки на летном поле, Шварца, перебинтованного так, что и не узнать если бы не взгляд его серо-зеленых глаз, опухшее от слез лицо Маргаритки и сурового и властного военврача Тоникяна – вот уж кого было не узнать!
– …Вот отец и упросил знакомых виртуозов этого дела приехать, помочь, – продолжал трепаться Тоникян. – А я пока ассистировал им, и сам вошел во вкус. Ты вот шефа моего не жалуешь, а у него помимо коммерческой жилки море человеческих качеств, между прочим. Куда только ни посылал меня на повышение этой квалификации! А в прошлом месяце он перебрался на заслуженный отдых к детям в Америку. Так что клиникой теперь заведую я. И ни я, ни он, ни они не жалуемся, между прочим.
– Да ты что, Тиграша? – обрадовалась Верка, – Ты теперь главврач? Ну поздравляю, ну молодец! И вот так, втихомолочку, без спецмероприятий?
– Штол, конесно, са мной, – прошепелявил Тоникян с набитым ртом, – но я хочу отметить назначение специфически. Я вот думаю, может, и тёще своей сделать такую пластическую операцию: и она обрадуется, и мне не так противно будет смотреть.
Шварц и Верка дружно загоготали.
– И чем эта бедная женщина на этот раз не угодила? – спросил Шварц.
– По большому счету, она мне не угодила тем, что лет через двадцать-тридцать моя жена может превратиться в такое же недоразумение с рентгеновским взглядом и убийственными представлениями о моде. А по ещё большему счету – тем, что она старая. А старух любят только альфонсы и некроманы…
– Дурак ты все ещё, Тиграша, как я погляжу. Старых женщин не бывает: бывают женщины до самого последнего вздоха, как бабушка Шварца. Или бесполые тяни-толкаи, у которых ножки вперед топают, а слезливая башка на задницу повернута, – обрезала его Верка.
– Вот из-за таких пагубных теорий, Верочка, армянское общество может разрушиться, между прочим, – застыл Тоникян с вилкой в руках. – Женщина имеет право быть женщиной только в вегетативном возрасте. Дальше – это уже никак не женщина, а бабушка, или, на худой конец, – подчинённая мужской верховной власти рядовая гражданка страны. С избирательным цензом, но безо всякого феминизма и другого гендерного выпендрежа. А эти западные блюдолизы в парламенте обезьянничают, принимают европейские законы, размывают устои. Будто если мы сегодня создадим эксклюзивные права и возможности
