и пытаюсь крутить ее словно в центрифуге, чтобы скрыть следы преступления. Не моего, к слову.
Тут в зал заходит одна из грымз, и безмолвно смотрит на меня. Я, обливаясь холодным потом, тоже смотрю то на нее, то на Макса.
В общем, из библиотеки нас исключили. Книги брать неоткуда. Хорошо есть Интернет. И когда меня мама уже замучила, почему я не схожу и не возьму книгу в местной библиотеке, мне пришлось расколоться. Все равно узнала бы.
Мы живем в маленьком таун-хаусе. Тут нечто вроде общины. Недалеко от мегаполиса, и в тоже время «наслаждаемся всеми прелестями загородной жизни». Другими словами, ни тебе торговых центров, ни кинотеатров, ни парков. Зато много шашлыков и полупьяных соседей их пожирающих.
Я ожидала любой реакции, ожидала, что мама начнет причитать, что я ее опозорила, что она теперь не сможет соседям в глаза смотреть. Но только не это.
– Это такая страшненькая, с мелкими кудряшками?
– Ну да, – отвечаю я, не понимая, как прическа библиотекарши связана с моей провинностью. – А ты откуда знаешь?
Тут мама разражается гомерическим смехом.
– Надо Анабель позвонить, – И мама снова прыскает смехом, и тут же старается сделать серьезное лицо. – Что с тобой вообще случилось? Ты всегда была такой тихой девочкой? – Она раздувает щеки, пытаясь скрыть свое веселье. – Этот мальчик явно идет тебе на пользу.
Честно? Разве мама не должна была отчитать меня за такое хамское поведение?
Что-то я не узнаю своих родителей.
– Так, завтра же пойдешь в библиотеку, попросишь прощения и скажешь, что это было большое недоразумение.
– Спасибо, помогла уж.
– Слушай, если я туда пойду с тобой, тогда тебе точно вход заказан. – И она снова смеется.
Ничего не понимаю. В мою маму бес вселился.
Она всегда была немного странная. Папа говорит, что поэтому и влюбился в нее. Но я-то знаю, что дело было в ее безумно длинных ногах и огромных зеленых глазах. При этом, если вы знакомы с моей мамой, то никогда не назовете ее роковой женщиной. Все потому что она невероятно неуклюжа. С частотой раз в два дня она что-то проливает на стол и при этом хохочет как ненормальная. Она постоянно что-то ломает. Иногда даже мне становится стыдно за нее. Один раз в гостях она долго восхищалась картиной, висевшей на стене, а потом пошла в туалет и по дороге снесла ее плечом. Картина рухнула и из стены даже посыпались крошки бетона. Хозяйка успокоила запричитавшую и извиняющуюся маму, но что-то больше нас не приглашала.
Я делаю вид, что поднимаюсь наверх, а сама остаюсь подслушать, о чем мама будет говорить с Анабель.
– Привет, подруга!
Она уже называет ее подругой! Подумать только! Они знакомы-то дней десять! Меня берет зеленая зависть.
– Не поверишь, что моя дочь учудила.
Тут мама пересказывает мой позорный случай, то и дело прерываясь, чтобы похохотать.
– Да, да, это еще лучше нашего плана. Только бы она
