друг с другом более непринужденно, хотя и в сдержанной, угрюмой манере. Находили острые грани характеров друг друга, как зазубренные камни под спокойной гладью воды.
Когда они наконец уселись за обед перед большим очагом, мрачное молчание казалось почти дружелюбным. Кухарка жевала кусок жесткого темного хлеба, который Мейкпис ела всю жизнь. Однако, к изумлению девочки, мистрис Гоутли протянула ей ломоть белого хлеба с золотистой корочкой, какой ели только богатые.
– Нечего на него глазеть, – коротко бросила кухарка. – Ешь. Приказ лорда Фелмотта.
Мейкпис нерешительно откусила, дивясь сладости и легкости, с которой хлеб поддавался зубам.
– Будь благодарна и не задавай вопросов.
Мейкпис молча жевала, поражаясь странной доброте заледеневшего Овадии. Но вопросы все равно посыпались.
– Вы сказали, что моя мать была своенравной, – промямлила она с полным ртом. – Вы ее знали?
– Немного, – призналась мистрис Гоутли, – хотя она в основном работала наверху.
– Правда, что она сбежала? Или ее выкинули, потому что забеременела? – Мейкпис знала, что подобные вещи иногда случаются.
– Нет! – коротко ответила мистрис Гоутли. – Ее они бы не выгнали. Она сбежала ночью, по собственной воле, никому ни слова не сказав.
– Почему?
– Откуда мне знать? Она была скрытным созданием. Неужели никогда и тебе не рассказывала?
– Она ничего мне не рассказывала, – ровно ответила Мейкпис. – До ее смерти я не знала даже, кто мой отец.
– И… теперь ты знаешь? – спросила старая кухарка, искоса, но внимательно глядя на нее.
Мейкпис, поколебавшись, кивнула.
– Что же, рано или поздно ты все равно обнаружила бы правду, – медленно кивнула кухарка. – Здесь все знают. Это так же очевидно, как твой подбородок. Но… я бы на твоем месте не слишком болтала об этом. Господа могут счесть тебя слишком дерзкой и претендующей на что-то. Будь благодарна за то, что имеешь, тогда не навлечешь на себя беду и заживешь спокойно.
– Но вы хотя бы можете рассказать, каким он был? – не унималась Мейкпис.
Старая кухарка вздохнула и потерла ногу. Вид у нее был задумчивый и почти нежный.
– Ах, бедный сэр Питер! Ты видела Джеймса Уиннерша? Он очень похож на сэра Питера! Джеймс – дерзкий плут, но сердце у него доброе. Он совершает ошибки, но совершает их искренне.
Мейкпис начала понимать, почему сэр Томас по-своему любит Джеймса. Очевидно, парень напоминал ему умершего брата.
– Что случилось с сэром Питером? – допытывалась она.
– Пытался перескочить через слишком высокую ограду на слишком уставшей лошади, – вздохнула кухарка. – Лошадь упала и придавила его. Он был так молод… едва отпраздновал двадцатый день рождения.
– Почему его лошадь так устала? – невольно вырвалось у Мейкпис.
– Теперь его не спросишь, так ведь? – резко бросила
