в «Гулливера». Там рулили Галанин с Аедоницким, которые вместо него пригласили Александра Горячева, того, что потом вошел в первый состав «Бригады С», выступил с нами на легендарной «Рок-ёлке» и тут же свалил к Владимиру Кузьмину…»
«К моменту появления Хавтана мы в «Постскриптуме» втроем остались, – говорит Кузин. – Гарик, я и Бритченков. Женьку я прежде не знал. Его Гарик нашел. Наверное, выяснил, что у него есть «комбик» неплохой, гитара «Aria Pro II» вишневого цвета, ну и позвал к нам. Хавтан хорошо впитывал разные идеи, мне понравились его энергия и уровень игры. И мы с ним потихонечку, через меня, начали проводить всякие преобразования. Скажем, Бричкин нас как басист не устраивал. И мы с ним расстались. А через какое-то время и Гарика убрали. Что, к слову, подтолкнуло его к новой деятельности. Гарик мне сам позже говорил: если бы не уход из «Постскриптума», еще неизвестно, чем бы он занимался. У них все же разные музыкальные стремления с Хавтаном были. Сукачев склонялся к чему-то андеграундному, к «новой волне». Я с ним потом играл подобные концерты, когда в его команде уже появились Андрей Савушкин и Игорь Амбалов. А тогда мне, как и Хавтану, хотелось чего-то другого. Вместе в «Постскриптуме» у нас перестало получаться. Бритченков, допустим, «Верю я» предлагал в регги сделать. Но мы не знали, что такое регги, как это играть. У меня вообще пару лет в начале 1980-х был заскок – я перестал слушать любую музыку, чтобы освободиться от всяких влияний и найти нечто свое. Друзья мои все меломанами были, постоянно новинками обменивались, я мог у них любую запись достать. Но, как идиот, от всего отказывался…»
Сукачев не отрицает, что из «Постскриптума» его выгнали Кузин и Хавтан. После чего они сделали «Браво». «Все произошло согласно поговорке про двух медведей в одной берлоге. До некоторых пор мы еще были подпольной концертной группой из 70-х (вроде той, в которой до «Постскриптума» играл и Хавтан), неким комьюнити, где каждый имел право голоса. Старомодная хрень. Мы не делили деньги, вместе копили на гитары, свет, пульт и были, в сущности, наивными идиотами. Коммерческая стратегия, которую привнес Женя, была для нас неожиданной.
Мы стали выступать на каких-то танцах, свадьбах. Я никогда не умел петь Юрия Антонова и прочую эстраду. А делать начали именно такую программу. Кузин был готов это играть, а я и Сережка Бритченков – нет.
Кажется, мне как-то попался документальный фильм о «Браво», где Женька объяснял, почему меня убрали из «Постскриптума». Я лично этой истории не помню, но она мне нравится. Оказывается, у нас предстояло какое-то денежное выступление, и нужно было самим тащить колонки на четвертый этаж. Но я «дал звезду». Сказал, что ничего никуда не потащу, потому что пою песни, а не таскаю аппаратуру. Это явилось камнем преткновения. Хавтан с Кузиным собрались у Паши дома и решили выдать мне «черную метку». Круто! Я правда звезда рок-н-ролла! И стопроцентно мог что-то подобное сказать, даже не сомневаюсь…»
«Не помню такого, – возражает Кузин. – Это какие-то придумки Женьки
