«на дело». На рассвете вылезли из квартиры через окно, причем не вместе, а порознь, перелезли через ограду сада, чтобы выйти на проспект в неожиданном месте, кружным путем доехали до вокзала – и только в электричке, убедившись, что за нами нет слежки, вздохнули спокойно.
Возможно, эти предосторожности были излишними, но, как говорится, лучше перебдеть, чем недобдеть. Прописка сошла благополучно, Анатолий Марченко привлек к себе внимание начальника милиции не более, чем любой другой приезжий[3].
Слава богу! В паспорте Анатолия стоит штамп карабановской прописки, покупка дома оформлена. Мы – законные жители Карабанова.
Анатолий: То есть это я законный житель, а моя семья – жена и сын – будет жить здесь на птичьих правах: они-то прописаны в Москве! Оставить московскую жилплощадь и поселиться в Карабанове по всем правилам? А вдруг и этот дом снесут, как снесли тарусский, – тогда мы все трое окажемся на улице. Да и купленный дом – пока еще не дом, так, место прописки. Пусть московские комнаты сохранятся, хоть пока мы здесь перестроим жилье.
Но пока можно перевести дух и оглядеться.
Когда заходит речь о Карабанове, мы забываем всякий скепсис и впадаем в лирический тон – до того пришелся нам по душе этот городок. И сам-то он по себе хорош – сохранился старый, столетней давности, центр, типичный для фабричного текстильного поселка средней России, с кирпичными, добротной кладки, «казармами», с торговыми рядами, со старой дамбой, обсаженной ивами, и новый центр (типовые четырех-пятиэтажки) украшен зеленью да и выстроен в стороне от старого, не врезается в него. А наш домишко и вовсе на отшибе, за оврагом, за прудом, среди других таких же деревенских изб – впрочем, многие из них перестроены, обновлены, их скорее назовешь по-современному коттеджами, чем избами, а иные покосились, вросли в землю и выглядят еще более убого, чем наш.
Улицы на нашей окраине широкие, деревенские, с лавочками у калиток, с густым кружевом садов перед каждым домом; и даже – впервые такое видим – на каждой улице врыт столб с колоколом – должно быть, на пожар звонить (на всю окраину ни одного телефона). Не только что машин, мотоциклов – осенью, зимой и людей-то не увидишь неделями: старушки сидят у своих печек, народ помоложе пройдет на фабрику, с фабрики – и тоже в дом греться. Зато весной, летом все копошатся на своих огородах, и то и дело кто-нибудь окликает тебя от колонки или через забор: «ЗдОрОвО, сОсед!»
И не леса здесь, а перелески; и не река протекает – речушка лежит петлями в низине, и название ей по стати – Серая. Говорят, даром, что мелка, а рыбы в ней хватало; да вот теперь Александров спускает в нее неочищенные промышленные воды, так и пескаря не поймаешь, и вонь от нее на полкилометра… Но, говорят, строятся очистные сооружения, авось и построятся, пока мы живы. Зато грибов не только в лесу – за домом, на улице мимоходом наберешь на жарево. Да и до леса десять минут ходу.
Наша автобусная остановка называется «У колодца».
Но когда через два месяца в Карабанове попытался прописаться наш друг Сергей Некипелов, ни в чем еще в то время не замеченный, начальник милиции выгнал его из кабинета:
– У кого прописываетесь? У Марченко?! Вон отсюда!!! Чтоб ноги вашей не было в Карабанове!
