от них, если б они были затянуты слишком сильно».
– Детектив Пажье указала в своем отчете, что вы сняли пластиковые наручники с Дрюитта, поскольку он жаловался на то, что его руки немеют. Он что, пытался освободиться от наручников? Пытался снять их с себя? И почему пластиковые, а не стандартные?
– Потому что это все, что у меня было, – ответил Раддок. – И они не были затянуты слишком сильно. Я вообще никогда их не затягиваю. Достаточно просто надеть их.
– Но вы все-таки сняли их?
– Он все время нудил по этому поводу. – Раддок почесал лоб. – Жаловался, что они делают ему больно и что он не чувствует пальцев. И был очень настойчив. Шумел все громче и громче. Так что я вернулся в комнату и снял их.
– А почему вы были не с ним?
– Потому что никто не говорил мне, что я не должен отходить от него. Как уже сказал, я вообще не знал, почему он должен быть в участке. Мне приказали лишь взять этого парня и держать в участке до тех пор, пока патрульные не заберут его в Шрусбери. Сейчас я молю Бога, чтобы мне тогда сообщили причину его задержания, но тогда я знал лишь, что его хотят допросить. Точка. И когда я так говорю, это не оправдание. Я именно тот, кто виноват во всем этом бардаке.
– И чем же вы занимались? Пока он был один?
Данная информация была отражена в отчете инспектора Пажье, но Барбара хотела услышать это от самого ПОПа.
– Я уже говорил: мне позвонили по поводу этой ситуации в центре города, где молодежь затеяла пьянку. Отсюда я ничего не мог с этим поделать, кроме как позвонить в паб, о котором шла речь – он называется «Харт и Хинд», – и запретить им обслуживать молодняк. А потом я позвонил в остальные пабы, чтобы юнцов, если они в них переберут, тоже не обслуживали.
– И где вы находились в это время?
– В одном из соседних кабинетов. И случилось все именно в это время. Я не выходил из здания. Я никогда этого не сделал бы. Просто меня не было в одной комнате с ним. Но если б хоть кто-нибудь сказал мне, что у него есть подобная склонность, то я ни за что бы не оставил его одного. Однако никто не сказал. Поэтому я и решил, что не будет ничего страшного в том, что я обзвоню пабы.
То, что он оставил Дрюитта в одиночестве, было феноменальным проколом. Но это был не единственный прокол.
Арестованные убивали себя и раньше. Известно, что для этого они использовали собственные путы, чтобы задушить себя, бились головой о стену в надежде заработать смертельную гематому, резали себе вены о крохотные металлические выступы, которые полицейские не заметили на днищах стульчаков или раковин. Там, где есть желание, обычно находится и способ – например, один из задержанных использовал собственные носки в качестве гарроты. Невозможно было предусмотреть все, что могло бы быть использовано для нанесения вреда самому себе. Полицейские старались изо всех сил, но время от времени арестованные умудрялись их перехитрить.
