дал нам бытие, Екатерина – душу». Похожую формулу находим и в стихотворном послесловии Михаила Хераскова к его роману «Нума Помпилий, или Процветающий Рим» (1768): «Петр россам дал тела, Екатерина – душу».
Однако не императрице, а литератору и историку Карамзину было суждено совершить великое дело – вдохнуть живую душу в тело созданной великим Петром империи, наполнить самобытным гуманным смыслом самодержавный контур, не повредив при этом оболочки. Верно заметил на сей счет историк С.М. Соловьев, выступая в актовом зале Московского университета 1 декабря 1866 года, в день 100-летнего юбилея Карамзина: «После тревожной эпохи преобразования и переходного времени… произошла перемена в основном взгляде русских людей; они заявили свое недовольство одним внешним и требовали внутреннего, требовали вложения души в тело (везде выделено мной. – А.К.), и требование было удовлетворено… Вглядимся в эту мягкость черт Карамзина, припомним в нем это сочувствие к чувству, к нравственному содержанию человека, припомним его выражение, что чувством можно быть умнее людей умных умом». Напомним, что дореволюционный критик А.М. Скабичевский советовал всем читателям Карамзина «откинуть в сторону его политические взгляды» и посмотреть на него как на «моралиста-прогрессиста», который «первый, вопреки средневековой догматике, начал проповедовать и свободу страстей, и право человека на земное счастье», что было по тем временам неслыханной ересью и вызвало натуральные доносы, где сочинения Карамзина объявлялись «исполненными вольнодумческого якобинского яда».
Разумеется, потрясения европейских революций (прежде всего Французской, которую Карамзин-эмигрант имел возможность наблюдать лично) закономерно привели к переосмыслению им многих проблем, ранее решаемых в чисто либеральном ключе, и существенному «поправению» его политических позиций. Однако сам этот процесс эволюции Карамзина от либерального космополитизма к либерал-консерватизму требует внимательного анализа.
Вообще, либералом человека (ученого, идеолога, политика) делает центрированность его идей и действий на приоритете «блага свободной личности». Кто и что может обеспечить это приоритетное благо – самодержавный монарх, конституция, народное представительство или что-то иное, – вопрос вторичный. Поэтому до тех пор, пока Карамзин в своих мыслях и сочинениях ставил во главу угла приоритет «свободной личности», он был либералом. Очень точно пишет крупнейший российский литературовед Борис Федорович Егоров (родившийся, к слову, в год столетия кончины Карамзина, в 1926 году), ближайший друг и единомышленник покойного Ю.М. Лотмана. В небольшой, но крайне принципиальной статье под характерным названием «Эволюция русского либерализма в XIX веке: от Карамзина до Чичерина» Егоров отмечает: «От талантливой, яркой пропаганды внутренней свободы человека, пропаганды европейского просвещения, что было характерно для молодого Карамзина, художника и публициста,
