мы справлялись сами. Вернувшись в Кронштадт, мы встали у стенки и продолжали вести огонь по наступавшим фашистам. На Ломоносовском (Ораниенбаумском) направлении немцев остановили как раз по линии дальности действия нашего главного калибра. Мы вели себя очень активно. Поддерживали сухопутные войска огнём главного калибра, бортовой артиллерии и зенитной.
23 сентября на «Марате» бомба попала в трубу котельного отделения и взорвалась внутри корабля. По соседству были торпедные погреба. Взорвался торпедный боезапас, и одна треть корабля, носовая часть, была разрушена. При этом взрыве я потерял своего двоюродного брата Николая Александровича Каргина. Он был старше меня на один год. По боевому расписанию мой пост был ближе к корме, а у Коли ближе к носу, и он там погиб, а я вот остался жив.
Во время этого взрыва я был контужен, и, как потом выяснилось, у меня была отбита почка. Не помню, самому ли мне удалось подняться из трюма. Почти в бессознательном состоянии меня отвезли в госпиталь. На следующее утро проснулся, смотрю, я лежу в госпитальном коридоре. Встал. Вижу, что могу идти, и я оттуда практически убежал на корабль.
После того как «Марат» получил такие серьёзные повреждения, он был уже не кораблём. Он стал практически береговой батареей. Если корма оставалась во всплытом состоянии, то нос был на грунте. Как говорят моряки: встал на мёртвый якорь.
На линкоре «Марат» всего было 4 башни главного калибра. В каждой башне по три ствола. С точки зрения функционирования артиллерии каждая башня – совершенно автономна. Со своим боезапасом, со всем прочим. Когда попала бомба и развалило одну треть корабля, носовая башня была полностью разрушена. Вторая башня была затоплена, а третья и четвёртая оставались в порядке. По расположению корабля огонь второй башни должен был быть самым главным. Потому что третья башня не могла развернуть свои орудия через все сооружения, находящиеся на корабле. Поэтому нам пришлось восстанавливать вторую башню. Для этого в первую очередь надо было восстановить герметичность носовой переборки. Все аварийные посты были как раз в ведении командира трюмной группы. Водолазы тоже были в моём распоряжении. И мы в зиму 1941/42 года это обеспечили. Завели там пластырь и всё, что там нужно было. Обеспечили герметичность носовой переборки. Башню осушили. Привели в порядок всё электрооборудование. Короче, привели башню в полную боевую готовность. И она приняла на себя основную тяжесть поддержки Ломоносовского (Ораниенбаумского) плацдарма. За боевые действия в этот период и за восстановление башни меня наградили первым орденом Красной Звезды.
К 1942 году, кроме авиации, немцы подтянули артиллерию самого большого калибра и начали периодический обстрел «Марата». Причём было так: наши артиллеристы уже знали все точки на Ломоносовском фронте, и немцы, конечно же, знали расположение кораблей. Пристрелялись они к «Марату» очень здорово. Особенно мы опасались ясных дней. Вроде так всё тихо, хорошо, и вдруг бабах, бабах, бабах! Прямо без пристрелки. И обязательно
