XVII, 12, 12), то есть тут произошло совмещение гражданской и военной власти.
Если набег не был всеплеменным, а его инициатором было какое-то частное лицо, то он и являлся руководителем данной экспедиции (ср.: Luc. Tox., 48). В случае такого набега все племя не несло ответственности за действия отряда (Luc. Tox., 49). Во время сбора сил к нему присоединялись в первую очередь родственники (ср.: Luc. Tox., 47)[270], а также добровольцы и просто искатели приключений (ср.: Luc. Tox., 48; 54). Знатные воины приходили со своей свитой (ср.: Luc. Tox., 48; Procop. Bel. Pers., I, 3, 6)[271]. Известно, что сарматскую царицу Амагу в первой трети II в. до н. э. в экспедиции сопровождали 120 всадников (Polyaen., VIII, 56). Возможно, это и была свита[272]. Однако состав ее неясен.
Тацит, рассказывая о роксоланских всадниках, упоминает катафракты у князей и знати, но не говорит о том, что дружинники, сопровождавшие знатных воинов, имели такое вооружение[273]. Он пишет: «…князья и все наиболее знатные имели это прикрытие, составленное из железных пластинок или очень твердой кожи» (Tac. Hist., I, 79, 3: id principibus et nobilissimo cuique tegimen…). Е. В. Вдовченков так и считал, что сарматская дружина в I в. н. э. состояла из знати[274]. Однако сам термин «дружина» подразумевает некий коллектив соратников, связанных определенными военными и экономическими обязательствами со своим предводителем. В этом смысле отряд знати роксоланов не является дружиной, но ее можно найти уже у скифов. Как рассказывает Лукиан (Tox., 48), при наборе войска некоторые скифы обещали привести с собой десять и более всадников с обеспечением и провизией. Это могли быть как мужчины – домочадцы богатых кочевников, так и их соратники-дружинники. Подобная ситуация могла быть и у сарматов.
С. А. Яценко предполагает, что дружина появилась позднее. Среди археологических памятников он выделил лишь три некрополя I–III вв., которые следует рассматривать как кладбища дружинников: некрополь Чертовицкое I (верховье Дона), «Золотое кладбище» (Кубань), могильник у села Новые Бедражи (Молдова). Этим временем они датируют появление дружин[275]. Более того, даже ранних аланов иногда рассматривают как некие отряды-дружины, которые пришли с востока и покорили местных кочевников, после чего они стали народом[276]. Однако все эти вопросы требуют дальнейшей разработки. По крайней мере, античные авторы говорят об аланах как народе, а не как о каких-то дружинных отрядах неких племен.
Сарматские катафракты и даки, обращенные в бегство римлянами. Прорисовка с рельефа колонны Траяна (113 г.). У сарматов на рельефе нет оружия. Поскольку на колонне практически нет изображений копий (но см.: Cichorius 1896: Taf. XXI, 68), то, очевидно, катафракты должны были держать в руках пики, о чем ясно свидетельствует положение правых рук двух ближних всадников. Отметим также дакийского пешего щитоносца, держащего в руках штандарт в виде воздушного дракона. Воспроизведено по: Малашев 1988: 88. Рис. 1
Набеги могли совершать и небольшие группы кочевников, которые стремились захватить добычу и тут же уйти восвояси, не принимая крупного боя (Luc. Tox., 39; 48)[277].
Mielczarek 1999: 81; 1999a: 57–59.
Кочевое войско могло собраться в достаточно сжатые сроки. Так, в русском описании Сибири последней четверти XVII в. утверждается, что джунгарский Бошокту-хан (1677–1697 гг.) мог собрать за 15 дней 100 000 всадников (Титов 1890: 77). Это, по словам служилых, бывших у джунгар, была обычная цифра для собранного ополчения и в середине XVII в. (Миллер 1941: 509). Естественно, тут следует принять во внимание не только скорость передвижения всадников к месту сбора, но и уже отработанную систему призыва со стороны верховной власти.
Ср.: Polyaen., VIII, 55 (копьеносцы-дорифоры правителя); Constantius. Vita Germani, 28; Бузанд, III, 7 (царь «с коренным полком»). Ф. Х. Гутнов (1993:33), опираясь на информацию закавказских источников, полагает, что в V–VI вв. у аланов дружина была стратифицирована: высшие багатары, военные алдары и дружинники-крестьяне.
О дружинниках-катафрактах, например, см.: Гутнов 2003: 38.
Вдовченков 2012а: 75.
Яценко 2008: 305; 2014; 2014а: 257–259; Яценко, Вдовченков 2015: 171–174; Вдовченков 2015; 2016: 234; ср.: Безуглов 1997: 137–138.
Щукин 1992: 119–121; Балабанова 2003: 75; Раев 2008: 128; Вдовченков 2012а: 74; 2014: 52; Скрипкин 2014: 17–18; Туаллагов 2014а: 353–361; contra: Сапрыкин 2005: 58; Лысенко 2009: 120–122.
Смирнов 1964а: 211–212.
