пространству. Осталось три шага… два… и вот последний. Медленно раздвинув последние загораживающие обзор зелёные стебли, он осторожно приближает лицо к образовавшемуся просвету и, зачарованный, замирает.
Алтузаку открылось небольшое озеро, окаймлённое зарослями камыша с просветами, в которые была видна окружающая бескрайняя степь. Зеркальная гладь отражала бездонное синее небо, а из середины водоема расходились кольцами расширяющиеся круги. И там, откуда они расходились, в самой середине озера, плавала прекрасная, ослепительно красивая птица, распространяющая волшебное, золотистое сияние вокруг себя. Её гордые, величественные формы и царственная осанка придавали ей сходство со священным Лебедем, но только она была прекраснее во много раз. Волшебное сияние птицы как нисхождение небес: оно покрывает всё вокруг и всё, что оно омывает своей благодатью, расцветает особой, полной силы, красотой. И из её клюва изливается то самое, чудесное и беспредельно красивое пение, приведшее завороженного Алтузака сюда. И не может на свете ничего быть прекраснее, совершеннее этого уголка спокойствия и истинной, изначальной гармонии.
Вдруг волшебная птица насторожилась: пение прекратилось, и сияние её стало меркнуть. Алтузак испугался – неужели это он её встревожил? Но нет, она смотрит в другую сторону – туда, где солнце висит над знойным югом. Что там? Что её беспокоит? Что происходит в той стороне? Отчего она заволновалась и вот-вот взлетит, чтобы покинуть эту землю навсегда? Сияния уже почти нет. Если она улетит, будет большая беда. Алтузак это знает, но он не знает, как отвести угрозу от волшебной птицы и от этой прекрасной земли, приютившей её. Но что же там? Надо узнать и остановить это. Алтузак разворачивается, начинает осторожно выбираться из камышей, стараясь не шуметь, чтобы окончательно не спугнуть и так встревоженную птицу, двигается, всё больше охватываясь волнением и смутными предчувствиями… и вдруг просыпается.
Опять этот сон, тревожащий свой настойчивостью. Уже несколько дней слышит Алтузак в снах своих это пение волшебное, исходящее из озера, окруженного камышами, приближается к нему, начинает пробираться через заросли, но саму птицу он сегодня увидел впервые. Это не может быть просто сон – он о чём-то говорит ему, Алтузаку. Но о чём? Ему остаётся лишь ждать… и быть готовым.
Алтузак встал и вышел из своего шатра. Жена его встала раньше, и уже ушла куда-то, наверное, к своим любимым кобылицам. Становище просыпалось, и люди приступали к обычным хозяйственным заботам: слышались крики пастухов, выгоняющих мычащих коров и блеющих овец на выпас в луга; появились столбики дыма над очагами у юрт; вон группа молодых егетов на конях отправляется куда-то. Видимо, но охоту – вчера в степи видели маралов.
Алтузак был ханом одного из племён балабашняков, занимающего степи и леса по берегам Мелеуза, Ашкадара и его притоков, Сухайлы и Стерли, и левобережья Агидели, до её изгиба у горы Кунгак-тау. Ему было тридцать лет, и он был избран ханом на курултае
