и выставила на балкон. А ведь я копил их с седьмого класса! Под лозунгом «Кухня должна быть стильной!» она так же заменила наш старый круглый стол стеклянной раскорякой с сушёными перцами внутри, а вместо жёлтых шторок мне пришлось, провозившись полдня, повесить жалюзи. Холодильник без магнитов стал казаться неприлично голым. Мама не растерялась и повесила на него сборный магнитный календарь, по-моему, довольно глупый и уж совсем не стильный – куча жизнерадостных фруктов и овощей, и на каждом пропечатан один месяц. Всё венчало яблоко с обозначением собственно номера года.
– В ноябре тебе будет двадцать два года. – сказала девочка. – Пятнадцатого.
Вопрос застрял поперёк горла, я им подавился, но промолчал. Куда она денется, в халате-то… Само прояснится. Девочка молчала и продолжала есть. Она употребила ещё одну котлету, четыре куска колбасы, три ломтика сыра и теперь доедала вторую баранку. Пауза, как говорится, становилась мучительной.
– Может, представишься, – я не выдержал первым.
– Ада. Слышал когда-нибудь? – сказала она с набитым ртом.
– Вроде, нет.
– Понятно.
– Мм… ты, наверное, издалека.
– Всё равно не поверишь.
– Ну, хоть попытаюсь.
– А! – она махнула рукой. – Давай потом. Я сама должна сначала разобраться.
– Родители в курсе? – вдруг вырвалось у меня.
– Что?
– Родители знают, что ты куда-то рванула?
– Послушай, Герман, не лезь куда не надо, а? Вот сейчас мне только до родителей… У тебя коньяка не найдётся?
Я чуть со стула не рухнул.
– Ты не приборзела ли? Кальян тебе не приготовить, ребёнок?
Она глянула на меня, фыркнула и усмехнулась.
– Я – ребёнок? Ну, да, тогда мне коньяк, конечно, нельзя. Не обращай внимания. Это я тебя проверяла. Ещё понять бы, чего теперь можно, а чего нельзя…
Опять как-то странно сказала. Как будто не свои слова.
– Ладно. Ты с вещами что собираешься делать? Они… как бы не очень свежие.
– Да. Вещи. Нет, других нет.
– Значит, слушай. План такой. Сейчас я тебе дам что-нибудь из одежды. Мы собираемся и идём в церковь. Тут недалеко, и без пальто дойдёшь.
Ада подавилась чаем.
– Зачем в церковь?
Она отставила чашку и уставилась на меня, как будто я предложил ей поселиться в Мавзолее слева от Ленина.
– Там таких как ты любят. Дадут одежду, будут кормить, пристроят куда-нибудь. Ну, петь там или убираться, или свечки делать. Я сам там не был, просто знаю. Говорят, батюшка добрый. У него приют свой. Учиться будешь. Ты учишься?
– Где?
– Ну как где? В школу ходишь?
Она снова нехорошо усмехнулась.
– Школу закончила с отличием.
– Да ладно!
– Вот тебе и ладно.
– Ну а документы твои где? Спросят ведь. Паспорт, полис.
– Да,
