набегали горестные воспоминания. И даже не успела в душе проявиться радость, как следом возникало ощущение гадливости. И снова картины уже изрядно забывшегося пережитого, завертелись роем перед глазами девочки. И мать уже больше не говорила о своих обещаниях, она жаловалась на свою трудную безысходную жизнь, что очень скучает по детям, и от этого ей становилось совсем плохо, вот оттого и запивает. Но когда видит Диану и Ваню, ей делалось так хорошо, что дочь хотела верить матери и очень её жалела.
В следующий раз мать появлялась после долгого запоя, её лицо было опухшее, тусклое. На ней сидело приталенное, помятое, не выглаженное платье, и от неё исходил винный перегар. Понимая, что происходило с матерью, Диана в диком испуге, как от прокажённой, невольно отшатнулась. Кто бы знал, как в ту минуту девочке становилось неловко перед детдомовцами, которые за ними, Крестовыми, наблюдали со стороны. И Диане только оставалось терпеть её присутствие, исключительно из-за брата, который встречал мать по-прежнему со слезами, жалобно прося забрать его отсюда вместе с сестрой.
Таисия, увидев, что сын заплакал, онемела, растерянно заморгала часто ресницами, глядя пьяными повлажневшими глазами, отчего нос покраснел и плаксиво наморщился, что казалось, она сама вот-вот разрыдается.
– Ваня, Ваня, что ты, посмотри какая она пьяная. Она нас не любит, вот и пьёт, – успокаивала братишку Диана.
– Что ты, доченька, зачем такое ему говоришь?! – вскрикивала отрывисто, выплаканным тоном Таисия. – Это отец вас не любил и поэтому бросил, а мою жизнь загубил, окаянный…
Видя, что на мать находит пьяный припадок, Диана схватила за руку брата и потянула от неё прочь, прижимавшего руками кулёк с конфетами.
– Ты тоже убегаешь от меня, как и отец? Как ты можешь! Ах, ну что же, я всегда думала, что ты вся в него пошла! – кричала вслед мать.
В следующий раз, когда она снова заявилась, Диана вышла к матери без брата. Конечно, она уже не горела прежним желанием повидаться с ней. Однако какая-то неведомая сила всё же выталкивала Диану, лишь бы показаться на глаза родительнице. Наверное, дочь ещё надеялась, что мать должна исправиться, перестать пить горькую, коли окончательно потеряла уважение девятилетней девочки, которая смотрела на жизнь не по-детски, тая во взгляде неистребимую обиду. И невольно думала: «Когда же она опомнится и вернёт нас домой? И как бы нам было радостно, что мамка наконец-то перестала пить!»
Но этого, к сожалению, и близко не произошло. От Таисии исходил всё тот же перегар, и поражала всё та же донельзя заношенная одежда. И только бы отвязаться от рано постаревшей матери, Диана выпроваживала, говоря, что ей уже пора идти на занятия кружка по рукоделью.
– Ты так быстро меня гонишь, Дианочка? А где Ваня, почему его не привела? Что же ты брата от меня укрывать стала?
– Он пошёл с группой ребят гулять в парк, их туда повела воспитательница, – жёстко отрезала девочка.
– Ты зачем учишься врать? –
