легенде,Закрывшись от зависти, смерти и зла,
Средь россыпей злата и дивных каменьев
Спит сладко богиня, что мир создала.
Несколько мгновений после того, как женщина закончила, в повозке царила тишина, а потом раздался бодрый, полный любопытства голос:
– Мам, а это какая богиня? Лиос? Но она ведь не спит. А никакой другой я не знаю.
Урга вздрогнула и точно от транса очнулась. Пересела поближе к дочери, печально улыбнувшись, ласково взъерошила ее волосы.
– Это просто сказка, малышка, о других мирах и чужих богах. К нашим она не имеет никакого отношения.
– Значит, это не о Лиос? – не успокаивалась Хельма.
Мать отрицательно покачала головой.
– И не о Проклятой? – Прозвище забытой богини девушка произнесла зловещим шепотом, смешно округлив глаза.
– Конечно, нет, Хель. Я же говорю, это выдумка, в ней нет ни капли правды.
– Жаль, – скуксилась Хельма, но тут же снова воодушевилась. – А почему богиня спит? Ее заколдовали?
– Она проиграла свою последнюю, самую страшную битву. Потеряла магию, спряталась в древнем храме и заснула.
– Насовсем?
– Навечно… если не найдется тот, кто сумеет вернуть ей прежнюю силу.
– Мамочка, а зачем она легла на золото и камни? Они же твердые и больно колются, в кровати намного удобнее… – Девушка взяла протянутый ей кусочек вакки – овоща, по вкусу напоминающего земной огурец, и подвела итог: – Какая-то глупая богиня! – А потом просительно заныла: – Ма, хочу еще… только не такую… другую, страшную…
Урга на секунду прижала дочь к себе, потом отстранилась и принялась рассказывать – красочно, увлекательно, иногда таинственно понижая голос и доверительно наклоняясь к уху дочери. О коварных духах и умной сиротке, о простом воине, обманувшем злого борэша, о купце и нечистой силе. Саэры в этих историях совсем не упоминались, будто жили в какой-то параллельной вселенной, а вовсе не на Эргоре. А я поймала себя на мысли, что нары – их быт, мысли, чувства, желания – кажутся мне понятнее, ближе, «роднее», что ли, чем их высокородные хозяева, среди которых я провела столько времени.
Хельма внимала, затаив дыхание, и время от времени механически жевала, когда матери удавалось что-то запихнуть в ее полуоткрытый от удивления рот. Я поспешила доесть, поблагодарила и, не дожидаясь ответа, выбралась наружу, чтобы присоединиться к молчаливому нару Дарну. Мужчина никак не отреагировал на мое появление, продолжая смотреть вдаль ничего не выражающим пустым взглядом.
Так мы и ехали некоторое время – каждый молчал о своем, и нарушать тишину ни у одного из нас не возникло ни малейшего желания, пока сзади не раздалось:
– Иди поешь, Ильм.
Возница, все так же не произнеся ни слова, послушно скрылся под крышей повозки, уступая место сменившей его жене.
– Папочка, – радостно зазвенело ему навстречу, – я соскучилась.
В ответ отец забормотал что-то, быстро и
