рассмеялся: «Особенно если нападут даотские армии, не так ли? И тогда мы горько пожалеем о том, что вовремя не потребовали вернуть нашу территорию. Поэтому мы и приехали – предъявить такое требование».
«В удовлетворении вашего требования отказано, – сдержанно ответил Друн. – Можно было бы добавить, что беспокойство у нас вызывают не даотские армии – несмотря на то, что их доблесть не вызывает сомнений – а намерения короля Казмира Лионесского, практически их не скрывающего».
«Если Казмир посмеет переступить границу Даота хоть на шаг, его постигнет катастрофа! – заявил Кларактус. – Мы будем гнать его вдоль Старой дороги до самого Прощального мыса, и там изрубим в лапшу его самого и всех его оставшихся солдат».
«Ваши слова внушают уверенность! – отозвался Друн. – Не премину передать их отцу. Так что будьте добры поставить короля Одри в известность о том, что Поэлитетц и Дальний Данн отныне принадлежат Северной Ульфляндии. У него нет никаких оснований опасаться нападения с запада, теперь он может сосредоточить все внимание на борьбе с разбойниками-кельтами, причиняющими ему столько неприятностей в Визроде».
«Чепуха!» – пробормотал Кларактус, не будучи способен сделать более осмысленное замечание.
Друн поклонился: «Вы выслушали сообщение короля Эйласа. Мне больше нечего сказать, и я разрешаю вам удалиться».
Герцог Кларактус ответил гневным взглядом, развернулся на каблуках, знаком приказал спутникам следовать за ним и покинул прихожую.
Глядя в амбразуру, Эйлас и Друн наблюдали за тем, как отряд всадников удалялся по Равнине Теней. «Одри отличается склонностью к праздному времяпровождению и, говорят, даже некоторой забывчивостью, – задумчиво сказал Эйлас. – Рано или поздно он вполне может решить, что его честь в данном случае не пострадала. Надеюсь, что это так – нам не нужны лишние враги. Королю Одри, между прочим, они тоже не нужны».
3
В далекие времена данайских вторжений Аваллон был укрепленным рыночным городом у самого устья Камбера, достопримечательным лишь благодаря множеству башенок, украшавших его стены.
От данайцев остались одни легенды – высокие чужеземцы с карими глазами, предпочитавшие сражаться нагими и не носившие никаких доспехов, кроме бронзовых шлемов, поблекли и растворились в тумане прошлого. Стены Аваллона потемнели и местами просели; башенки, поросшие лишайником и плющом, защищали теперь только летучих мышей и сов, но Аваллон продолжали величать «городом высоких башен».
Перед тем, как наступили Смутные времена, Олам Третий объявил Аваллон своей столицей и, затратив сумасшедшие деньги, превратил Фалу-Файль в самый великолепный дворец на Старейших островах. Наследники не уступали Оламу в любви к роскоши, и каждый старался перещеголять предков богатством отделки новых интерьеров и пристроек королевского жилища.
Заполучив
