чуть выше колена, несколько белых рубашек и синий джемпер с нашивкой Каллидиуса. Девочки сказали, что взамен юбки можно носить свои чёрные брюки.
Встретившись в гостиной, мы все вместе спустились на завтрак. Роберт благополучно проскочил мимо расписания. Лу окликнула его.
– А чего я там не видел? – Роб закатил глаза. – Теоретическая физика, практическая физика, физкультура, английский.
– Вообще-то тут новый предмет, – отметил Шрам.
– Занимательная физика? – попытался съязвить Роберт.
– Социология, – прочла Лу. – И ты забыл о базовых предметах.
– Бред, – фыркнул физик, не оборачиваясь. – Кому нужны базовые предметы?
– Твоему аттестату, бро, – глубокомысленно изрёк Шрам.
Профильных классов было семь: Математический, Физический, Информационно-Компьютерный, Химический, Биологический, Исторический и Художественный. Для каждого из них было составлено отдельное расписание. В общем, одно и то же, только предметы значились разные. В половину девятого двухчасовые лекции, двадцатиминутная перемена и двухчасовой практический урок. После обеда семь потоков превращались в четыре и шли на базовые занятия.
– Хорошие новости, мы все в одном классе на социологии и физ-ре! – радовалась Лулу. – А на английском Мария и Шрам отделяются… Базовая история, математика…
Пока Лу изучала расписание и выясняла, кто в каком классе, в списках группы английского языка я нашла своё имя, напротив которого был написан кабинет 2-04, как и у Шрама (который, кстати, даже в расписании значился Шрамом Гэлбрейтом). Вся остальная компания попала в соседний кабинет, как и Эванжелина Метьюз – ещё одна подруга Лу, та самая девушка Роберта.
Как мне рассказывали, Лина уезжала на каникулы к своим тёте и дяде, которые могли оформить лишь временную опеку, потому что воспитывали шестерых своих детей. Она была частью компании, в которую, кажется, приняли и нас с Айвеном.
После завтрака Лу проводила меня в кабинет химии, который выглядел как настоящая лаборатория. Мебель и стены стерильно белые, куча колб и пробирок в стеллажах на стенах, на каждой парте такое оборудование, которое приют Брикмана мог себе позволить только в единственном экземпляре. Я замерла, не в силах вымолвить и слова, представив свою предстоящую работу.
Из ступора меня вывел мальчик, зашедший в класс за минуту до звонка.
– Круто, да? Ты же новенькая? Мария? – запыхавшись, тараторил он. – Мне про тебя рассказывали. Я Тео, в этом году выпускаюсь!
– Очень приятно, – улыбнулась я.
Тео был выше меня – примерно одного с Айвеном роста. Он выглядел максимум лет на четырнадцать, но никак не на восемнадцать. Тёмные волосы были очень коротко подстрижены, из-за чего круглое лицо смотрелось немного комично. Своей фигурой и острым носом Тео напоминал снеговика. Но, пожалуй, самое запоминающееся во всей внешности – это его глаза. Небольшие, но кристально голубые, такие пронзительные и добрые, что хотелось смотреть в них целую вечность.
