свести концы с концами. Работаем изо всех сил.
В его пристальном взгляде блеснул странный огонек, отчего Дилл ощутил темноту внутри.
– Рад слышать. Работайте, расплатитесь с долгами, чтобы я мог заново отстроить свой приход, когда выйду на свободу. Возможно, ты ко мне присоединишься, если к тому времени укрепишься в вере.
Дилл поежился.
– Да, возможно. Кстати, завтра в школу.
Поставив локти на стол, отец сплел пальцы, словно в молитве.
– Сейчас та самая пора, не так ли? И как же ты проведешь этот учебный год? Будешь ли служить Христу и говорить со своими сверстниками о Спасении и знамениях? Будешь ли за меня делать то, чего я сейчас делать не могу?
Дилл снова поерзал на стуле и отвел взгляд. Ему не нравилось смотреть отцу в глаза. Отец мог одним взглядом убедить человека совершить нечто опасное.
– Я… мне кажется, моих одноклассников мало волнует, что я говорю.
Прекрасно. Лишнее напоминание о том, как я непопулярен в школе, а заодно и повод разочаровать отца. Два в одном. Эти поездки в тюрьму – сущая радость.
Отец подвинулся к Диллу, впившись в него взглядом, и заговорщическим голосом произнес:
– Тогда не говори, а пой. Используй голос, который даровал тебе Господь. Задействуй руки, которые Господь наделил умением играть на струнах. Распространяй Слово Божие через песню. Молодежь любит музыку.
Дилл подавил горькую усмешку.
– Да… только не о змеях и тому подобном. Такая музыка не очень популярна.
– Святой Дух пробудится в них точно так же, как пробуждался в наших прихожанах, когда ты пел и играл перед ними. А к тому времени, как я выйду отсюда, число прихожан увеличится в десять раз.
А что если я просто попытаюсь пережить этот последний учебный год? Не буду делать ничего, что даст им лишний повод меня унизить?
– Послушай, пап, из-за твоего… нашего… положения… мне довольно сложно говорить со своими одноклассниками о таких вещах. Им совершенно не хочется все это слушать, понимаешь?
Отец фыркнул.
– Так, значит, мы уступим козням Люцифера и позволим ему погубить нашу миссию? Отдадим ему победу без возражений?
– Нет, я… я не… – тут Дилл вдруг осознал, насколько абсурдна эта ситуация: человек, сидящий в тюрьме, заставлял его, Дилла, чувствовать себя никчемным. Он даже не смог завершить мысль.
– Помнишь, как ты писал псалмы и пел их вместе с церковной группой? Помнишь это?
– Ага, наверное. Да.
Отец откинулся на спинку стула, отвел взгляд и едва заметно покачал головой.
– Это были прекрасные песни. – Он снова посмотрел на Дилла. – Спой мне.
– В смысле – прямо здесь? Сейчас? – Дилл искал подтверждения тому, что отец шутит. Это было бы в высшей степени редким явлением, и все же.
– Да. Ту, которую ты написал. «И Христос освободит нас».
– У
