привстал, опершись на бадейку, Корела. – А кто ж мастера?.. Ну сыщи – кто же их подкупал, шептунов, – уж надо кошевых бунта!
– Так они по-добру ведь не скажут – неужели пытать безоружных страдальцев? – отразил напор казака щитом его же тонкой щепетильности Басманов и тут же, вмиг отбросив бестолковый щит, устало объявил: – Сыскано все уже. По слабым ниточкам, путаным звеньям прошел, немножко косточек мятежных покрошил под дыбу… И вот могу ответить утвердительно: выходят эти нитки с одного двора.
– Чей двор? – пытал заинтригованный Андрей.
– Ха! Послужил бы у меня в приказе – узнал, – ловко поддразнивал Басманов. – А так гадай, угадывай, волость удельная.
– Маленько подскажи, тайник с кистями, – попросил Корела.
– Да можно и побольше. Уж кому-кому, тебе полезно знать, какие лютые ехидны батюшку нашего подстерегают. Во все то время пока Дмитрий шел к Москве, а ты с ребятами по винным погребам да по кружалам отмечал победу, с того ехидного двора посыльные сновали на базарах и не советовали распалившимся мещанам Гришу Отрепьева (да, брат, Отрепьева Гришу!) царем сгоряча привечать. На том дворе ехидна собрала первых людей столицы – зодчего Коня, целителя вольного Касьяна, Сережу-богомаза… И уговаривала их метнуть в посады клич: одумайтесь да возбегите-ка на стены Белокаменной: отпор до самой Польши вору! И ежели бы первые московские таланты приободрились да вышли к почитателям с красивым словом, еще вопрос – царил бы нынче Дмитрий Иоаннович в Кремле и сладко ли в сыскном приказе атаман Корела похмелялся?
– Так что за ехидна, не понял, змея или как ежик? – морщил лоб атаман.
– Пока не поступишь, всего не скажу, – издевался Басманов. – Птица княжьего роду. С въездом Дмитрия в город тать пока залег и притих… Ждет поры для удачи прыжка, нового темного времени…
– Воин, ты что? Враг до сих пор свободен?! – Корела даже потянулся за клинком. – А ну-ка отвечай – какого роду князь? Пошто тобою не взят, не прижат в тот срок же?..
Басманов выждал долгое, спокойное мгновение и прямо ответил:
– Я боюсь.
Непросто было Петру Федоровичу вымолвить эти слова, глядя в беспамятные, совершенно новые после запоя серебристые очи Андреевы (ведь такие глаза лишены и понятия страха за жизнь, которое могло бы основаться только на хорошей памяти о прошлом страхе жизни).
– Как это у тебя бывает, воевода? – в удивлении Корела отпустил клинок обратно в ножны.
– Андрюша, ты не московит и вообще почти не русский, иных вещей тебе и объяснить нельзя, – вздохнул Басманов, морщась под тысячелетней тяжестью родных традиций.
– А ты начни с начала, – подсказал казак.
– Ну, Рюрик был сначала – первый князь Руси, затем – Владимир Мономах, Александр Невский… Потомков Невского, великого святого ратоборца, теперь осталось на Москве всего одно семейство, так что, не будь Дмитрия в живых, старший сего овеянного славой рода имел бы право царствовать… Его-то терем и распространяет волны
