у самых ворот. Вокруг кучки мамаш – чешут языками. Две или три поворачиваются, здороваются. Есть такие, кто просто пробегает мимо, не обращая на нее внимания, занятые своими мыслями, – у них плотный график, планы, им надо успеть догнать самих себя. Они безобидные. В отличие от тех, кто сбивается в кучу. Вот группка теннисисток. Эти хуже всего. На них белые короткие юбки поверх спортивных легинсов, на плечах спортивные сумки. Ткань трещит по швам на пышных задах – сжатая плоть пытается найти выход.
Одна, посмотрев на нее, беззвучно шевелит губами, как страдающая ксенофобией чревовещательница. За ней другая, третья. Шепот, взгляды. Такова реальность ее опрокинутой жизни. За ней постоянно подсматривают. Она издалека, она чужая и этому уже не помочь. Она подозрительна, потому что не хочет быть похожей на них, быть одной из них.
Сегодня они припозднились, и она злится на себя. Не оттого, что дети пропустят начало урока, а потому, что они пришли в самое опасное время – родительницы как раз развели детей по классам и столпились у ворот. Обсуждают что-то, планируют детские праздники, вечеринки, куда ее детей не пригласят. Они стоят на дороге, и, чтобы пройти стороной, придется пробираться по узкой тропке гуськом вдоль стены, отирая другим боком грязные машины, стоящие на парковке. Конечно, можно пройти напрямик через их толпу, что означает привлечь внимание, здороваться, разговаривать.
Она злится на себя за нерешительность, за свой страх перед кучкой этих глупых куриц. Не для этого она бежала от войны, не успев ничего взять с собой, бросив дома все и всех, кто был ей дорог. Они прыгнули ночью в забитую людьми лодку в чем были. Всю дорогу она прижимала к себе дрожащих от ужаса детей, не зная, доберутся ли они до берега. Вокруг было темно и тихо, только морская вода бурлила у ног.
Но это еще не все. Потом они долго томились в душном транспортном контейнере, где толком не было ни света, ни еды, но было зловонное отхожее место в углу. Сердце ее изнывало от тоски. Она боялась, что она разрушила жизнь своих детей, собственными руками вырыла им могилу. Словом, не для того она прошла через весь этот кошмар, чтобы останавливаться на полпути.
Пульсация в спине усиливается. Боль поднимается от копчика до самых плеч. Мощные волны боли, как родовые схватки, – каждый приступ все сильнее, но чередуется со странным облегчением.
Когда она подходит, женщины умолкают и поворачиваются к ней. Они стоят у нее на пути, придется просить их посторониться. Ее затруднение хоть и по-детски глупое, но реальное, тем паче что от боли она не может говорить. Кровь бросается ей в голову, сердце бешено стучит в ушах. Кожа на спине туго натягивается. У нее чувство, что ее порвет как при родах. И поэтому она знает, что грядет новая жизнь. Она поднимает голову, выпрямляется и бесстрашно смотрит им в глаза. Она чувствует в себе гигантскую силу, огромную внутреннюю свободу, чего этим женщинам не понять. Ведь никто не грозил отнять у них свободу, они не знают войны и как легко война превращает людей в зомби, а их разум
