Элла! Элла
Едем, едем…
Тременс
Так ты решил мне изменить, мой друг?
Ганус
Не надо, Тременс! Как-нибудь потом
поговорим… Сейчас мне трудно спорить…
Быть может, ты и прав. Прощай же, милый…
Ты понимаешь…
Элла
Я вернусь не поздно…
Тременс
Иди, иди. Клиян давно клянет
тебя, себя и остальное. Ганус,
не забывай…
Ганус
Скорей, скорее, Элла…
Уходят вместе.
Тременс
Так мы одни с тобою, змий озноба?
Ушли они – мой выскользнувший раб
и бедная кружащаяся Элла…
Да, утомленный и простейшей страстью
охваченный, свое призванье Ганус
как будто позабыл… Но почему-то
сдается мне, что скрыта в нем та искра,
та запятая алая заразы,
которая по всей моей стране
распространит пожар и холод чудной,
мучительной болезни: мятежи
смертельные; глухое разрушенье;
блаженство; пустота; небытие.
Занавес
Вечер у Мидии. Гостиная; налево проход в залу. Освещенная ниша направо у высокого окна. Несколько гостей.
Первый гость
Морн говорит, – хоть сам он не поэт:
«Должно быть так: в мельканье дел дневных,
нежданно, при случайном сочетанье
луча и тени, чувствуешь в себе
божественное счастие зачатья:
схватило и прошло; но знает муза,
что в тихий час, в ночном уединеньи,
забьется стих и с языка слетит
огнем и лепетом…»
Клиян
Мне не случалось
так чувствовать… Я сам творю иначе:
с упорством, с отвращеньем, мокрой тряпкой
обвязываю голову… Быть может,
поэтому и гений я…
Оба проходят.
Иностранец
Кто этот –
похожий на коня?
Второй гость
Поэт Клиян.
Иностранец
Искусный?
Второй гость
Тсс… Он слушает…
Иностранец
А тот –
серебряный, со светлыми глазами, –
что говорит в дверях с хозяйкой дома?
Второй гость
Не знаете? Вы рядом с ним сидели
за ужином – беспечный Дандилио,
седой любитель старины.
Мидия
(к старику)
Так как же?
Ведь это – грех: Морн, Морн и только
