прилипла и долго ехала следом.
Запись он показал Данилову. Тот записал номер машины, похвалил:
– Молодец, что увидел.
Ховрин хотел рассказать ему про подозрения соседки, но не стал.
Данилов позвонил тем же вечером:
– С машиной я проверил: все нормально, забудь.
И действительно больше там машины не стояло, что тетя Клава незамедлительно отметила.
Обычно Ховрин провожал Катю до самых дверей квартиры. Подъезд закрывался на кодовый замок, однако дом был большой, и многих жителей в подъезде Катя не знала даже в лицо, хотя всегда здоровалась со всеми встреченными. Несмотря на кодовые двери, на лестнице было довольно обшарпано, на стенах – надписи, некоторые почтовые ящики разбиты, всюду валялись рекламные листовки. Дом был двенадцатиэтажный, Катя жила на пятом. Однажды лифт был сломан, пошли пешком, На подоконнике между третьим и четвертым этажами лежали смятые сигаретные пачки, стояли пустые банки из-под пива, пол был заплеван. Тут явно было тусовочное место. В определенной ситуации оно могло был опасным.
На площадке выше этажом послышался мужской, но очень слащавый голос: какой-то парень говорил по телефону:
– Эдик, милый, ты знаешь, где я стою? У дверей твоей квартиры. Ты меня не впустишь? Я люблю только тебя. Если не впустишь, я покончу с собой!.. – Послышались рыдания.
Оба, Катя и Ховрин прыснули, еле сдержав смех.
– Кто там живет? – спросил Ховрин.
– Я не знаю. Раньше вроде жила какая-то бабушка.
Попрощались. Чуть позже Ховрина забрал от Катиного дома сам Данилов.
Сначала поехали за неким Чебышевым. Этот Чебышев жил за КАДом – в Буграх – минут двадцать езды. Машина у него была в ремонте, и он был вроде как уже хорошо подвыпивши, этот Чебышев. Пришлось его оттуда забирать, благо было недалеко. Подъехали к дому. Это был стандартный двухэтажный коттедж, не слишком богатый, но ухоженный, дорожки в саду все расчищены. Снег оставался лежать только в небольшом огороде и на клумбах.
В дом не пошли. Какое-то время Чебышева ждали на крыльце дома, пока тот собирался. Слышно было, как жена его, Надежда Михайловна, что-то ему выговаривала визгливым голосом. Чебышев что-то бубнил в ответ.
Сначала речь шла о какой-то ерунде типа раковина течет уже неделю. Далее пошла традиционная пилка мужика: «Ты по жизни неудачник, я на тебя потратила лучшие годы жизни…» и т.п. Чебыщев уже вышел, а Надежда Михайловна все продолжала вопить.
В какой-то момент Чебышев не выдержал:
– Да ты просто жирная сука! – брызгая слюной, заорал он, всунув голову в проем двери.
Елена Михайловна ответила ему что-то в этом же роде визгливо, как бензопила, типа сам козел и к тому же импотент.
– Да на тебя ни у кого не встанет! – завизжал Чебышев, слетая со ступенек с курткой в руке. Оделся он уже на дворе.
Вышли на улицу. Чебышев тяжело дышал, но постепенно краска ярости сошла с его лица.
Данилов представил ему Ховрина.
