ты и сука, Валька, – сказала вторая темноволосая и сплюнула жвачку себе под ноги.
– Че я сука? Кручусь, как могу.
– Она ж ребенок совсем.
– Я тоже ребенком была, когда меня отчим натягивал, а мамаша водяру глушила в соседней комнате, и ниче, пережила. А этой еще и денег дадут.
В эту секунду я дернулась в руках Квадратного, пнула его локтем в живот и заорала, что есть мочи:
– Спаситееееее!
И тут же почувствовала удар в солнечное сплетение, присела на колени, пытаясь отдышаться.
– В следующий раз заорешь, ножичком разукрашу и в речку брошу. Как думаешь, когда найдут – опознают?
– Пошел на х**
Подхватил за волосы и рывком на ноги поставил.
– Выбирай: или отработаешь, или сейчас тебя прямо здесь разложим, а потом на корм рыбам или под рельсы.
– Отработаю, – всхлипнула я, – отпустииии.
Отшвырнул меня от себя, и вторая девка меня за талию обняла, помогая подняться, и повела к машине.
– Ты Лехану не огрызайся… он чокнутый, прирезать может. Отработаешь и пойдёшь себе… а может, у нас останешься. Пупс своих не обижает. И пожрать будет, и где переночевать, а еще… порошочек, таблеточки, ну сама понимаешь, все для настроения.
Нет, я не понимала. У меня впервые от страха по щекам слезы катились.
Глава 5
Они наряжали меня, как рождественскую елку, а я думала о том, что скорее перегрызу глотку тому уроду, что меня собрался купить, чем позволю себя тронуть. Надо было в участок ехать. Лучше в колонию, чем под какого-то ублюдка в пятнадцать лет и за деньги. Нет, я не была романтичной. Во мне вообще романтика отсутствовала напрочь, но я не собиралась себя продавать. Лучше жрать баланду, чем раздвигать ноги, как эти шлюхи. Я другой жизни хочу. Я клялась себе, что выгрызу ее, эту другую жизнь, мне не будут делать аборты, как тем дурам, что искали себе домашних мальчиков и надеялись, что их приютит какой-то богатенький Буратино. Да, мы в пятнадцать и не такое видели и знали. Я тоже видела. Улица многое показывает и учит. Мы все это лет с десяти знаем, а то и раньше. Знаем, как можно быстро денег заработать помимо воровства. Только за воровство больше уважали, а к шлюшкам плохо относились, могли избить и забрать все, особенно если не делилась натраханным.
Пока белобрысая закрашивала синяк у меня на лице, я смотрела в зеркало и кусала щеку изнутри, сильно кусала, до крови. Ничего, дайте мне только выйти отсюда. Когда-нибудь я вас, сучек, найду и патлы вам повыдираю.
– Ну вот. Похожа на человека. Парик натянуть, и нормально. Тащи парик, Светик. Рыжую, костлявую оглоблю на бабу похожую сделала.
– На тебя, ты хотела сказать?
– Заткнись! Тебе до меня…
– Да прости, Господи… упаси меня убогую.
Они натянули мне на голову вонючие волосы. И меня передернуло от гадливости. Черт его знает, после кого эти патлы и шмотки грязные, я, конечно, не особо чистая, но эти две лохудры дали мне хоть ополоснуться в своей
