всемерное содействие…
Раабен молча хватал воздух ртом. Казалось, он сейчас упадет в обморок.
– А нервы у Жени слабые, – вздохнул Заболоцкий. – За что выпьем?
– За успех, – сказал Крупенский.
Осушили стаканы, со стуком поставили на стол и молча уставились друг на друга.
– Какого же содействия вы ожидаете? – вдруг спросил Васильев.
– Я вам дам несколько адресов. Когда вы вступите в должность и у вас появится информация, вы сообщите ее тем лицам, которых я вам укажу.
– Почему мы вам должны верить? – спросил Васильев. – А если вы – чекист?
– Ерунда, – грубо сказал Крупенский. – Слишком примитивно для провокации, да и кто вы такие, чтобы тратить время на вашу проверку? Фронтом вы командовать не будете, армией тоже. Сядете в штаб максимум полка. Или я не прав?
– Та-ак, – сказал Заболоцкий. – Но мы оба дали советской власти слово, слово чести.
– Вы дали присягу государю императору, – хмуро заметил Крупенский.
– А его больше нет, – развел руками Заболоцкий.
– Это обстоятельство еще более обязывает вас, – улыбнулся Крупенский. – В славе и почестях нетрудно стать другом… Ты им останься в беде…
– Кроме данного нами слова, – вмешался Васильев, – существует еще и голова на плечах. Неужели вы не видите, что возврата к старому не будет? Неужели лучше служить официантом в Париже, нежели командиром в Красной армии?
– Вы тоже так думаете? – помедлив, спросил Крупенский у Заболоцкого.
Тот молча кивнул.
– Вот что, господа, – сказал Васильев. – На ближайшей станции вы сойдете, мы не станем вам препятствовать. Если вы на самом деле пробираетесь к Врангелю, мы не желаем вам успеха, но и губить вас не станем. Пусть наш спор решит жизнь.
– Жизнь, – тихо повторил Крупенский. – В 97-м я видел на академической выставке картину Юлия Юльевича Клевера. Принято думать, что это пошлый художник, а это не так. Там был изображен пруд, раннее утро… Над лесом – тяжелые облака, мокрая трава под деревьями. А у горизонта – светлое небо и голубая прозрачная вода. Я бы хотел пройти по этой траве. – Крупенский смотрел прямо перед собой. – Босиком, – добавил он. – Пройти и умереть… Давайте спать.
Крупенский защелкнул замок на дверях купе, встал спиной к зеркалу: слева сидели оба краскома и смотрели на него с тревогой и недоумением, справа вытянулся на полке Раабен. Крупенский выдернул из бокового кармана пистолет – подарок резидента в Гельсингфорсе. Краскомы переглянулись.
– А зачем? – спросил Васильев. – Сбегутся люди, вас неизбежно схватят. Глупо.
– Ваше последнее слово? – Крупенский щелкнул предохранителем.
Краскомы молчали. Крупенский дважды нажал собачку, оба рухнули, не вскрикнув. Выстрелы прозвучали совсем негромко.
– Ну и ну, – только и сказал Раабен. – Как пробка от шампанского…
